включенной во внутренний духовный 

мир человека, который сам оказывался при этом бесконечным и неисчерпаемым. Даже 

центральный тезис философии Толстого: "Царство божие внутри нас" - вовсе не 
предполагало отрицание "мира божьего" вне нас - просто последнее вытекало из 
первого. Такой подход положил начало концепции в русском космизме, согласно 
которой в двуединстве "Макрокосм-Микрокосм" исходным началом выступает 
последний 
(в дальнейшем это получило всестороннее обоснование у Павла Флоренского и Льва 
Карсавина).
    В художественной форме это было раскрыто в 1-м томе эпопеи "Война и мир" в 
эпизодах ранения князя Андрея Волконского в Аустерлицком сражении. Последней 
его 
мыслью Перед тем, как потерять сознание, было: "...Все обман, кроме этого 
бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него..." И
414	
первой мыслью после возвращения сознания было опять то же "высокое небо с еще 
выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая 
бесконечность". И когда князь Андрей увидел (точнее, услышал) Наполеона, 
подошедшего к тяжелораненому, его былой кумир показался русскому офицеру "столь 

маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между 
его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками".
    Кстати, роман также кончается на "космической ноте". Последняя часть 
эпилога, как известно, является целиком философской. Выводы Толстого о роли 
личности в истории, о свободе и необходимости и другие построены на контрастном,
 
альтернативном противопоставлении законов Вселенной и исторического процесса. 
Результаты философско-беллетристи-ческого анализа теории тяготения Ньютона и 
гелиоцентрической концепции Коперника и явились заключительным аккордом "Войны 
и 
мира":
Как для астрономии трудность признания движения земли состояла в том, чтобы 
отказаться от непосредственного чувства неподвижности земли и такого же чувства 

движения планет, так и для истории трудность признания подчиненности личности 
законам пространства, времени и причин состоит в том, чтобы отказаться от 
непосредственного чувства независимости своей личности. Но как в астрономии 
новое воззрение говорило: "Правда, мы не чувствуем движения земли, но, допустив 

ее неподвижность, мы приходим к бессмыслице; допустив же движение, которого мы 
не чувствуем, мы приходим к законам", - так и в истории новое воззрение 
говорит: 
"И правда, мы не чувствуем нашей зависимости, но, допустив нашу свободу, мы 
приходим к бессмыслице; допустив же свою зависимость от внешнего мира, времени 
и 
причин, приходим к законам". В первом случае надо было отказаться от сознания 
несуществующей неподвижности в пространстве и признать неощущаемое нами 
движение; в настоящем случае - точно так же необходимо отказаться от 
несуществующей свободы и признать неощущаемую нами зависимость.
    Поиски смысла жизни героями произведений Толстого или же ответов на "вечные 

вопросы", волнующие человечество испокон веков, - отражение духовной драмы 
самого писателя,
,ВОЙНА И МИР<                                415
искание им религиозно-нравственного идеала и нахождение его в малоперспективной 

идее "непротивления злу насилием", которая неспособна ни вдохновить широкие 
массы людей, ни привести к сколько-нибудь полезному позитивному результату.
    Мировоззренческие исканиями Льва Толстого, его неистребимая жажда постичь 
истину впоследствии нашли свое отражение в одном из самых беспощадных к 
собственному "я" документов мировой культуры - философско-автобиографичес-ком 
произведении "Исповедь". Ее лейтмотив - диалектическое противоречие между 
осмысливаемым всеединством объективного мира и неудовлетворенным 
самоутверждением познающего субъекта, стремящегося, но не могущего вырваться из 

"вселенских сетей". Те же мысли и выводы присутствуют и на страницах романа 
"Война и мир". Их носители - конкретные герои, обуреваемые теми же сомнениями, 
что и автор. Таков Пьер Безухов, в чьи уста Толстой вкладывает результаты 
собственных размышлений:
    - Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не 

видал его; и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего.
 
На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды - все ложь и 
зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы. теперь дети земли, а 
вечно - дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю 
часть 
этого огромного, гармонического целого? Разве я не чувствую, что я в этом 
бесчисленном количестве существ, в которых проявляется божество, - высшая сила, 

- как хотите, - что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к 
высшим?
    Через единение со всей природой как частью мирового целого воспринимает 
свои 
помыслы и Андре