открывался чудесный, необычайный, удивительный мир мысли и знаний.
С приходом в университет известного математика Бартельса уровень преподавания 
этого предмета резко повысился. Бартельс приучал студентов к творчеству. Тогда-
то одним из способнейших его учеников стал Николай Лобачевский, к которому в 
университете было особое отношение. Сокурсники восхищались его выдумками, 
лихими 
проделками, а то и безобразиями. Так, однажды он смастерил ракету и ночью 
запустил ее на университетском дворе, едва не учинив пожар. Вызвав переполох, 
не 
признавался поначалу в содеянном и угодил в карцер. В другой раз привел корову, 

уселся на нее
верхом и стал потешать товарищей, изображая вольтижировку. Вдруг все смолкли: 
на 
крыльцо вышел ректор, изумленно глядя на упражнения студента. Естественно, 
последовало наказание. Короче говоря, на педагогических советах частенько 
склонялось его имя: то как ослушника, охальника и безобразника, то как весьма 
сообразительного, способного ученика.
Инспектор посвятил ему фискальное донесение в педсовет. По его словам, 
Лобачевский позволяет "мечтательное о себе самомнение, упорство, неповиновение, 

грубости, нарушения порядка и отчасти возмутительные поступки". Вдобавок еще 
"явил признаки безбожия". В результате, как гласил один из протоколов заседания 

педсовета, "Николай Лобачевский по отличным успехам своим и дарованиям в науках 

математических мог бы быть удостоен звания студента-кандидата, если бы худое 
его 
поведение не препятствовало сему, почему он и не одобрен...".
После проволочек Лобачевский получил степень кандидата, однако 
дисциплинированным так и не стал Ректор Румовский написал: "Он отличные свои 
способности получает несоответственным поведением". И все-таки по настоянию 
нескольких профессоров своенравный студент был удостоен звания магистра. Он 
написал мемуары "Теория Эллиптического движения небесных тел", высоко оцененные 

Бартельсом. Этот ученый оказал самое благотворное влияние на Лобачевского, 
пробудив в нем любовь к математике и наделив соответствующими знаниями. 
Бартельс 
был человеком замечательным, талантливейшим ученым и педагогом. Рассказывали, 
что на вопрос, кто лучший математик в Германии, Лаплас ответил: "Бартельс". "А 
как же Гаусс?" - спросили его. "О, Гаусс - первый математик в мире".
Кстати, Гаусс тоже был учеником Бартельса. Лобачевскому безусловно 
посчастливилось иметь выдающегося учителя. Но ведь способных учеников в России 
Бартельс имел немало, а самым прославленным суждено было стать Лобачевскому. 
Почему? Прежде всего, благодаря неординарной личности, сообразительности, жажде 

познания и оригинальному складу ума.
Так в чем же суть научного открытия Лобачевского9 "Сооткры-ватель" специальной 
теории относительности французский математик Анри Пуанкаре утверждал: 
"Геометрия 
- это учение о свойствах, которые имели бы инструменты, если бы они были 
совершенными". Такое идеальное учение было создано Евклидом. Его геометрию 
оставалось только заучивать и учитывать Теория окаменела в своем совершенстве.
Математики много раз пытались покушаться на нее. Начинали с наиболее слабого 
звена - теоремы о параллельных линиях, справедливо сомневаясь в ее 
убедительности. Однако для успеха таких
304
100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ
"разрушительных" предприятий требовалось предложить что-то не менее 
убедительное 
и совершенное. Ректор Харьковского университета Т.Ф. Осиповский в начале XIX 
века высказал мысль о геометрии без постулата Евклида о параллельных. К тому 
времени Гаусс, по его позднейшему признанию, уже осмыслил эту идею, хотя 
выступать с ней публично не решился, остерегаясь общественного мнения. И 
венгерский математик Янош Бойяи (Больяи) создал не-эвклидову геометрию (хотя и 
чуть позже Лобачевского). Отец предупреждал его: "Молю тебя, не делай только и 
ты попыток одолеть теорию параллельных линий... Ради Бога, молю тебя, оставь 
эту 
материю, страшись ее не меньше, нежели чувственных увлечений, потому что и она 
может лишить тебя всего твоего времени, здоровья, покоя, всего счастья твоей 
жизни". Действительно, для Яноша открытие новых миров геометрии принесло 
тяжелые 
переживания, сжигающую ревность к другим первооткрывателям, мучительную 
меланхолию "непризнанного гения".
Немало неприятностей доставило открытие неевклидовой геометрии и Лобачевскому. 
Кстати, философская идея в этом случае опередила научную мысль; Кант на полвека 

раньше высказался о возможности "многоразличных видов пространства": "наука о 
них была несомненно высшей геометрией".
Мемуары Я. Больяи "Аппендикс (приложение), содержащий науку о пространстве