действующую армию. Он храбро сражался с чеченцами, превозмогал все лишения и 
тяготы. В эти годы им написаны поэмы "Мцыри" и "Демон", роман "Герой нашего 
времени" и много стихов. На дуэли не стал стрелять в противника и был им убит.
Недолгая его жизнь оправдывала бы очень краткий биографический очерк, если бы 
не 
вопрос: почему ему за столь малый срок удалось создать целый ряд гениальных 
произведений в стихах и прозе? Чтобы получить ответ, надо пристальней 
присмотреться к некоторым эпизодам его жизни.
В ранней неоконченной повести Михаил Лермонтов изобразил самого себя в образе 
главного героя Саши Арбенина: "Он семи лет умел уже прикрикнуть на непослушного 

лакея. Приняв гордый вид, он умел с презрением улыбнуться на низкую лесть 
толстой ключницы. Между тем природная склонность к разрушению развивалась в нем 

необыкновенно. В саду он то и дело ломал кусты и срывал лучшие цветы, усыпая 
ими 
дорожки. Он с истинным удовольствием давил несчастную муху и радовался, когда 
брошенный им камень обивал с ног бедную курицу".
Так бы хотелось воскликнуть с негодованием: "Какой дрянной мальчишка!" Но если 
рассудить всерьез и честно, ничего особенно гадкого он, судя по этому признанию,
 
не совершал. Многие другие позволяют себе мерзости похуже, и не очень-то 
переживают потом... Впрочем, из них не только великие поэты, но и хорошие 
обыватели обычно не получаются.
Сам он высказался так: "Бог знает, какое направление принял бы его характер 
(речь идет о том же Саше Арбенине), если бы не пришла на помощь корь... Его 
спасли от смерти, но тяжелый недуг оставил его в совершенном расслаблении; он 
не 
мог ходить, не мог приподнять ножки. Целые три года оставался он в самом жалком 

положении, и если б не получил от природы железного телосложения, то, верно, 
отправился бы на тот свет. Болезнь эта имела важ-
ЛЕРМОНТОВ
243
ные следствия и странное влияние на ум и характер Саши: он выучился думать. 
Лишенный возможности развлекаться обыкновенными забавами детей, он начал искать 

их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой... В продолжение 
мучительных бессонниц, задыхаясь между горячих подушек, он уже привык побеждать 

страданья тела,увлекаясь грезами души. Он воображал себя волжским разбойником, 
среди синих и студеных волн, в тени дремучих лесов, в шуме битв, в ночных 
наездах, при звуках песен, под свист волжской бури".
В детстве было у него одно первое очень сильное - на всю жизнь - душевное 
потрясение: он страстно влюбился в голубоглазую, златокудрую, прекрасную, как 
ангелок, девочку. ("С тех пор я ничего подобного не видел, или это мне кажется, 

потому что я никогда не любил, как в этот раз".) Ему было 10 лет, над его 
чувством посмеивались, он сильно страдал, плакал, жаждал видеть ее, но, 
встречая, стыдился и убегал.
Это чувство оставило в его душе такой же светлый, волшебный, томительный след, 
как память о матери. Девочка-ангел пробудила в душе несбывчивые мечты, поистине 

любовь неземную. Через пятнадцать лет, 1 января 1840 года, после шумного 
маскарадного бала в Благородном собрании (в Колонном зале, в Москве), он 
написал 
стихотворение: "Как часто, пестрою толпою окружен...". Оно завершается так:
И странная тоска теснит уж грудь мою: Я думаю о ней, я плачу и люблю, Люблю 
мечты моей созданье С глазами полными лазурного огня, С улыбкой розовой, как 
молодого дня За рощей первое сиянье.
чур           -       ¦<¦
244
100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ
Эта жажда идеала, неутолимая в обыденной жизни, эта безнадежная печаль об 
утраченном рае (да и был ли он где-то еще, кроме воображения поэта?), эти 
детские мечты для него святы. Казалось бы, понимая, что милый образ сохранился 
только в его душе, а та прелестная девочка уже стала частью "пестрой толпы", 
поэту остается только посетовать на судьбу и грустно улыбнуться. Но он 
вспыхивает в гневе:
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю, И шум толпы людской спугнет мечту мою, На 
праздник незваную гостью, О, как мне хочется смутить веселость их, Дерзко 
бросить им в глаза железный стих, Облитый горечью и злостью! .
Взрослея, он оставался ребенком. Возможно, именно поэтому так сильно страдал от 

противоречивых чувств. Но можно ли иначе быть поэтом? Не сказано ли самим 
Лермонтовым про демона творчества:
Он хочет жить ценою муки, Ценой томительных забот. Он покупает неба звуки, Он 
даром славы не берет.
Лермонтову чуждо смирение. Он бунтовщик по натуре, не желающий и не умеющий