на 
вертикаль с большой перегрузкой.
      Отбив очередное нападение, я на полной скорости перешел на снижение. 
Вражеская пара быстро сблизилась, пристроилась в хвост моему «яку». Вотвот 
откроют огонь. Переворачиваю самолет и перевожу его в крутое пикирование. 
«Мессершмитты» несколько отстали, но потом догнали меня.
      Наступил самый ответственный момент в осуществлении замысла. Надо 
допустить их как можно ближе, но не прозевать открытия огня. Слежу за 
противником, глаз не спускаю… Пора делать обманный маневр. Энергично, с большой 
перегрузкой выхватываю самолет из крутого пикирования на вертикаль. Чуть даю 
крен для крутой спирали. Вверху горки пришел в себя от перегрузки и на пределе 
вертикальной скорости переложил самолет в горизонтальный полет. Прямо перед 
носом моего «яка» в полсотне метров вышел из горки ведущий вражеской пары. 
Делаю небольшой доворот, прицеливаюсь и даю очередь по мотору и кабине. Она 
была точной. Сбитый «мессершмитт» штопором свалился на землю.
      Его ведомый проносится в стороне. Делаю доворот за ним. Но враг не принял 
боя. «Мессер» уходит в западном направлении. Разворачиваюсь за ним, бросаю 
взгляд на падающий «мессершмитт», вижу, как он врезался в землю и взорвался.
      Сразу стало дышать легче. Мои расчеты на внезапный маневр оправдались. 
Добился победы – радостно на душе.
      После посадки состоялся разговор с Николаем Науменко.
      – Докладывай, почему нарушил главную заповедь ведомого?
      – Виноват, товарищ командир! Решил отсечь огнем атакующих «мессершмиттов» 
от звена Фигичева и оторвался от вас.
      – Напоминаю еще раз, ведомый во всех случаях занимает место за своим 
ведущим. Ты правильно в дальнейшем сделал, что пристроился к звену Фигичева. 
Одного тебя «мессеры» наверняка бы сбили. Одиночка в воздушном бою всегда 
становится жертвой вражеских истребителей. Но оставлять ведущего нельзя.
      – Больше этого не повторится.
      Надо сказать, что слово свое Николай Науменко сдержал. В дальнейшем во 
всех наших совместных полетах он безукоризненно выполнял свою задачу, был 
надежным напарником.
      В те дни мне приходилось летать на боевые задания с разными летчиками, 
чаще с молодыми, но иногда в состав подчиненной мне группы включали начальников,
 старших меня или равных по должности. Молодые, еще не опытные летчики 
неумелыми или неразумными действиями в первых боевых вылетах ставили порой 
группу в трудное положение. Но после разбора, глубокого анализа действий 
старались строго выполнять полученные указания. Как правило, в последующих 
полетах они не нарушали боевые порядки, разумно действовали в бою. А вот когда 
в группу включали руководящих работников, обстановка складывалась подчас 
сложная. Трудно, вернее невозможно, руководить группой, если в бою, когда успех 
дела решают секунды, ктото подменяет командира, пытаясь навязать и свое мнение,
 свою волю. Это нарушает замысел выполнения боевого задания, ставит под удар 
летчиков группы и приводит к потерям.
      В душе я всегда был против включения в подчиненную мне группу старших 
командиров или начальников, особенно из тех, кто редко летал на боевые задания, 
чувствовал себя в бою неуверенно. Командир полка знал об этом. Но учитывая опыт 
по обучению летчиков, поручил мне ввести в боевой строй вновь прибывшего в полк 
капитана Воронцова.
      На первый боевой вылет Воронцов пошел у меня ведомым. Группа выполняла 
разведку гитлеровских войск в районе Краматорска и Славянска, а также переправ 
на Северском Донце. Капитан в воздухе вел себя несобранно. Мы не смогли 
совершить энергичный маневр для преследования обнаруженного над линией фронта 
корректировщика «ФоккеВульф189». Затем он чуть не столкнулся со мной.
      В конце вылета группа нанесла штурмовой удар по мосту через Северский 
Донец. Прорвавшись через мощный зенитный огонь, я ударил из пушки и пулеметов 
по машинам и понтонам. На выходе из атаки глянул назад, на ведомого. Воронцов 
не пошел за мной на штурмовой удар. Он остался наверху. Это меня разозлило. На 
наше счастье, за весь полет не встретилось вражеских истребителей, а то бы нам 
несдобровать.
      После посадки на аэродроме я довольно резко разобрал ошибки Воронцова. Он 
обиделся и нажаловался командиру части. Я получил внушение за нетактичное 
поведение.
      Вскоре предстояло сопровождать две девятки «илов». Они шли наносить удар 
по разведанным мною танкам. Воронцова назначили в мою группу прикрытия 
командиром ударного звена. Этот вылет оказался очень тяжелым для меня и для 
ведомого.
      Еще на пути к цели я увидел летящих навстречу нам двенадцать самолетов. 
Изза большой дальности не смог определить их тип, но был уверен, что это 
истребители. Решил предупредить своих. Покачиванием «яка» подал сигнал об 
опасности, а трассой огня указал направление. После сигнала Воронцов, к 
удивлению, увел свою четверку за облака. На прикрытии восемнадцати «илов» 
остались мы вдвоем с Науменко. Для меня было понятно, что при шестикратном 
превосходстве противника этот бой для нашей пары может стать последним.
      Истребители сблизились с нами. К нашей радости, это оказалась группа И16 
соседнего полка. Они возвращались со штурмовки.
      Мы продолжали полет. Над целью, в лесном массиве южнее Красного Лимана, 
«илы» сбросили зажигатель