Вот и Джаннина, превозмогая внезапное головокружение, поднялась на верхнюю 
ступеньку мраморной лестницы, судорожно сдернула колечко с пальца, поцеловала 
его и опустила в чашу; уже не видно было дна под золотыми кольцами, которые 
навсегда расстались с женскими пальцами и утратили их тепло. Кардинал, 
архиепископ, или кто он там был, благословил синьорину, надел ей на палец 
стальное колечко, и она, счастливая, не чувствуя под собой ног, сбежала с белой 
лестницы. А национальный гимн не только бил ей в уши, но, казалось, пронизывал 
все ее существо до корней волос, до ногтей. Оркестр карабинеров играл и играл 
не переставая, и церемония превратилась в бурную, восторженную манифестацию. 

Сейчас Джаннине показалось, что все это было не два года назад, а в какую-то 
другую историческую эпоху. 

Она не понимала, откуда у нее это ощущение, - может, она сама сильно изменилась 
за прожитые годы... 

Тоскано спросил Джаннину насчет работы, она ответила, что если контора "Эврика" 
после Нового года закроется, ей придется искать себе работу в Турине. Она 
тотчас же пожалела о том, что сказала, - Тоскано не разделил ее огорчения, а 
даже обрадовался и оживленно стал доказывать, что ей давно пора отдохнуть. 

- Ты рассуждаешь так, словно имеешь право распоряжаться моей судьбой. 

- Я давно чувствую себя бесправным. Это ты имеешь на меня все права. 

- В таком случае я имею и право тебя разлюбить... Улыбаться тебе без согласия 
души? А потом вести одинокие диалоги наедине с собой? Почему так случилось? Не 
знаю... Никто третий не стал на нашем пути. 

И тут Тоскано потерял самообладание и начал кричать на Джаннину. Она, наверное, 
потому пренебрегает им, что ей слишком симпатичен бывший хозяин. Очень 
подозрительны ее заботы о том, чтобы он чувствовал себя в тюрьме как в богатом 
пансионе. 

- Мелкий шпион! - процедил Тоскано презрительно. 

- Он антифашист и вел тайную войну против вашего друга Гитлера. - Она из 
последних сил старалась говорить спокойно, не повышая голоса. - Ты унизился до 
неверия мне, до грязных подозрений. Но я не унижусь до попыток оправдаться в 
твоих глазах. Когда-то ты мне очень нравился... Потом ты стал богатеть и быстро 
умнеть в своем фашистском клубе. Ты все умнел, богател, умнел, а я оставалась 
такой же... Наверное, поэтому нам теперь трудно найти общий язык. Может, 
принести тебе справку из клиники о том, что я девственница?.. 

Тоскано просил ее замолчать: Джаннина неправильно его поняла, он вовсе не хотел 
ее обидеть. 

- Если я погорячился, то лишь потому, что люблю тебя, Джан... 

- Я люблю, ты любишь, он любит, мы любим, вы... 

- Хватит! 

- ...вы любите, они любят... 

- Не веришь, что люблю? Клянусь головой матери! Перед возвращением в Испанию 
хочу еще раз признаться тебе... 

- В твоих устах "любовь" звучит слишком приблизительно... А за этим словом 
может скрываться и самое святое чувство и утехи купленной любви. Да, настоящая 
любовь жениха и невесты не должна слишком долго оставаться бесплотной. Но даже 
бессердечная близость должна быть совестливой, благочестивой. Даже когда 
"суперардити" переспал с продажной девкой, он... 

- Бывает, что невинная сионьорина, - сказал Тоскано, разгоряченный вином, - 
обманывает, как продажная девка... 

Джаннина порывисто встала с плетеного стула, пошарила дрожащими руками у себя в 
сумочке, ничего не нашла, закрыла сумочку и сказала, отчеканивая каждое слово: 

- Жаль, кончились духи, которые ты подарил. А то выплеснула бы тебе в 
физиономию весь флакон. А ведь такие дорогие духи - "Вечер, когда я танцевала с 
принцем"... 

Джаннина в одиночку продиралась сквозь шумную, веселящуюся толпу. Она шла в 
гору и против движения, но совсем не чувствовала, как ее толкают, и все 
ускоряла шаг. 

74