Но решетка позволяет видеть все, что делается в коридоре, и нет тюремных тайн, 
которые тотчас же не становились бы достоянием заключенных. 

Камера, в которую посадили Этьена, была рассчитана на восемь человек, в нее 
втиснули тринадцать коек. Здесь сидела группа заслуженных революционеров, 
стойких борцов с фашизмом - Джованни Роведа, Каприоло, Бьетоллини, Будичин, 
Йори и другие. 

Когда мимо решетки вели политзаключенных, они приветствовали жестами или 
возгласами соседей Этьена по камере. Тюремщики следили, чтобы проходящие не 
заговаривали с обитателями камеры. Лишь стражник Карузо, когда дежурил один, не 
мешал скоротечному общению политических между собой. 

Три большие камеры для политических в том же коридоре набиты преимущественно 
молодыми парнями - это рабочие из Милана, Реджо дель Эмилии, Турина, Модены, 
Пармы, Болоньи, Брешии. И ничего удивительного в том, что молодые выражали свое 
почтение вожакам коммунистического подполья, популярным в Ломбардии и Пьемонте. 


Администрация старалась отъединить политическую молодежь от старожилов тюрьмы. 
Вот почему, несмотря на тесноту, две промежуточные камеры в коридоре пустовали..
. 

Началось с того, что уголовники, которые разносили по утрам хлеб, протащили 
назад мимо стены-решетки мешки с нетронутым хлебом. В то утро молодые парни из 
многих камер взбунтовались и объявили голодовку, протестуя против каторжного 
режима и против того, что ухудшилось питание. 

В Италии заключенные находятся на довольствии у поставщика. Он одевает, обувает 
арестантов, ремонтирует их одежду и обувь. Он же держит лавку и продает 
кое-какую провизию тому, у кого есть деньги на тюремном счету. 

При сдаче подряда на питание заключенных обусловливается и качество макаронных 
изделий, и заправка супа. В Кастельфранко уже не раз происходили скандалы из-за 
того, что жуликоватый подрядчик не придерживается стандарта. Или еще хуже - от 
супа несет тухлятиной. А сам-то суп - жиденькое хлёбово. Про такое - вспомнил 
Этьен - в Белоруссии говорили: "Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой". 

Однажды подрядчик завез такие темные макароны, что вызвал в тюрьме всеобщее 
возмущение. В тот день стража боялась открыть двери в камеры, никого не 
выпускали на прогулку. Чтобы успокоить заключенных, в тюрьму привезли в 
запломбированном мешочке макароны - ту самую пробу, которая фигурировала при 
сдаче подряда. Подрядчика тогда уличили в обмане, он извинился, но его 
раскаяния хватило ненадолго: оно оказалось еще более скоропортящимся, чем его 
провизия. 

Пайка хлеба и миска супа - дневной рацион заключенного. Он даже не вправе 
попросить кружку кипятку - только холодную воду. 

Воскресенье - праздник для всех католиков, в том числе для заключенных. 
Воскресный режим отличался от будничного: каждый получает еще две-три 
картофелины в кожуре и 125 граммов мяса без костей; воскресный бульон - отвар 
этого мяса. И вот уже не первое воскресенье мясо давали гнилое, а хлеб 
становился все менее съедобным. 

Когда утром молодым политзаключенным принесли хлеб, они его не взяли и остались 
сидеть на нарах со сложенными руками. А в обед отказались подставить свои миски 
под черпак, которым разливали суп. В протухшем супе червей плавало больше, чем 
крупинок риса. 

Вонючий суп вызывал тошноту еще до того, как проглатывали первую ложку. Молодой 
коммунист Бруно крикнул: "Кораццата Потьемкин!" - он видел русский фильм 
"Броненосец Потемкин", когда-то фильм шел в кинематографах Милана. 

Заключенные стучали по железной решетке котелками, били табуретками. Иные дали 
налить в свои миски суп только для того, чтобы выплеснуть его сквозь решетку в 
коридор. 

Когда раздалась команда "на прогулку", никто из камер не вышел. 

На беспорядки в тюрьме Кастельфранко оказало влияние и проникшее туда известие 
о смерти Антонио Грамши. Сперва сообщили о его тяжелой болезни, и на весь мир 
раздались голоса протеста - от Ромена Роллана до настоятеля Кентерберийского 
собора. Муссолини вынужден был согласиться, чтобы Грамши перевезли сначала в 
клинику доктора Козумано в Формии, а затем в клинику "Квисисана" в Риме. Увы, 
слишком поздно! 27 апреля 1937 года, через три дня после освобождения, Грамши 
не стало. Государственный преступник No 7047 расстался с решеткой, но ему уже 
нечем, нечем было дышать. 

В траурный день многие вспомнили циничные слова тюремного врача, который заявил