детство без отца повлияло на его дальнейшую жизнь, на его отношения с людьми, 
на его характер, взгляды и образ действий?
 В Тбилиси Примаковы жили в двух комнатах на Ленинградской улице в доме номер 
10. К его матери, Анне Яковлевне, которая всю жизнь проработала врачом, в 
городе очень хорошо относились. Милая, добрая, скромная, интеллигентная женщина,
 она многое передала сыну. Но растить его в одиночку ей было наверняка непросто.

 Нет сомнений в том, что Примаков, как и любой мальчик в столь незавидных 
обстоятельствах, тосковал и страдал от того, что рос без отца. Рассказывают, 
что родители его друзей были особенно к нему внимательны, и это несколько 
компенсировало невосполнимую утрату.
 Примакову повезло в том, что он оказался именно в Тбилиси, замечательном 
городе с особым теплым и душевным климатом. Тбилиси тех лет был одним из 
немногих городов, где в какой-то степени сохранились патриархальные нравы и 
человек не чувствовал себя одиноким, а был окружен друзьями, приятелями, 
знакомыми, соседями и тем самым принадлежал к какой-то группе, клану, 
сообществу.
 Здесь было принято кто чем может помогать друг другу.
 Потом все знающие Примакова будут восхищаться его умением дружить и верностью 
многочисленным друзьям. Это качество было заложено тогда, в Тбилиси. Он понял, 
как важно быть окруженным друзьями, и научился дорожить близкими людьми.
 — Тбилиси — это рассадник дружбы, там высока культура дружбы, — рассказывал 
покойный Леон Аршакович Оников, который долгие годы работал в ЦК КПСС и был 
знаком с Примаковым шестьдесят лет. — Многонациональность Тбилиси — это 
достоинство города. Грузинам присуща большая деликатность в личной жизни, 
рафинированность. Русские, живущие в Тбилиси, в дополнение к своим качествам — 
твердости, открытости — вбирали замечательные грузинские черты. А кроме того, в 
городе кто только ни жил — и греки, пока их Сталин не выслал, и персы, пока их 
Сталин не выслал. Это делало нас интернационально мыслящими людьми.
 А вот в Москве Примаков столкнулся с непривычной ему практикой делить людей по 
этническому признаку.
 Его друзья не любят говорить на эту тему. Отделываются общими фразами насчет 
того, что «в нашем кругу его национальность никого не интересовала». В этом 
никто не сомневается, порядочные люди не могут вести себя иначе. Но Москва не 
состоит из одних только друзей Евгения Максимовича.
 Озабоченные еврейским вопросом не сомневаются в том, что русская фамилия 
Примакова — не настоящая, а придуманная, что не только его мать, но и отец — 
евреи. Эта тема заслуживает внимания опять же с одной только точки зрения: в 
какой степени это обстоятельство повлияло на жизнь Примакова?
 Надо исходить из того, что он получил чисто грузинское воспитание. Примаков 
воспитывался как грузин, и, судя по всему, в юношеские годы ему и в голову не 
приходило, что он чем-то отличается от окружающих его грузинских ребят.
 Когда Примаков приехал в Москву, то он говорил так, как принято произносить 
слова в Тбилиси, то есть как бы с сильным грузинским акцентом. Потом его речь 
очистилась, и он стал говорить очень интеллигентно, чисто по-московски. Но его 
друзья посмеиваются насчет того, что еще и сейчас в минуту крайнего душевного 
волнения в его словах могут проскользнуть характерные грузинские интонации.
 Антисемитизма в Грузии никогда не было. Евреев не отличали от грузин, и многие 
из них сами себя считали в большей степени грузинами, чем евреями.
 От анонимок и чьей-то злобы это не спасало, но Примаков на эти глупости 
внимания не обращал.
 В «Правде» и в Институте мировой экономики и международных отношений Примаков 
был под надежной защитой академика Николая Николаевича Иноземцева, который, как 
это свойственно русскому интеллигенту, к антисемитам относился брезгливо и даже 
с нескрываемым отвращением.
 Собственно политическая карьера Примакова началась уже в перестрочные времена, 
когда пятый пункт анкеты стал терять прежнее значение.
 В известных кругах, озабоченных чистотой крови, в его еврейском происхождении 
никто не сомневается. Но к нему подчеркнуто хорошо относятся даже те, кто не 
любит евреев.
 В подметных листовках Примакова обвиняли в сионизме, когда он был в 
горбачевском окружении. Когда Примаков стал министром иностранных дел, а затем 
и премьер-министром, левая оппозиция, вне зависимости от того, что она думает 
на самом деле, публично высоко оценивала его патриотическую позицию — в 
противостоянии Соединенным Штатам, в борьбе против расширения НАТО, в критике 
монетаристов и готовности поддерживать отечественного производителя.
 Как выразился в 1998 году один из губернаторов:
 — Евгения Максимовича Примакова мы считаем истинным российским патриотом.
 Юный Примаков выбрал себе профессию военного моряка.
 В пятнадцать лет он в первый раз надолго уехал из дома, отправился в Баку, 
чтобы стать морским офицером. В 1944 году он был зачислен курсантом Бакинского 
военно-морского подготовительного училища Наркомата обороны.
 Морские подготовительные училища были созданы с той же целью, что и 
артиллерийские спецшколы — для подготовки старшеклассников к военной службе в 
Рабоче-крестьянской Красной армии. Это был, так сказать, советский кадетский 
корпус. Курсанты одолевали учебный курс последних трех классов средней школы — 
восьмого, девятого и десятого, изучали ряд военных дисциплин и «оморячивались», 
то есть плавали, осваивали морское дело на Каспийском море.
 Моряком Евгений Максимович не стал — в 1946 году его отчислили из училища по 
состоянию здоровья. Он вернулся в Тбилиси и через два года благополучно