Великобритании К. Путны и генерала Скоблина. Путна в то время по указанию 
Тухачевского продолжал налаживать контакты с наиболее влиятельными кругами 
белой эмиграции. А в августе 1936 г. Путна уже был арестован. Чуть позднее, уже 
в феврале 1937 г., окружным путем - через чехословацкую военную разведку в Риге 
- британская разведка получила сведения о том, что Путна признан виновным в 
сговоре с германскими офицерами. Элементарное сопоставление всех фактов привело 
британскую разведку к единственному и верному выводу о том, что Скоблин - агент 
советской разведки. Когда же его имя всплыло в связи с похищением генерала 
Миллера, когда вся европейская, в т.ч. и белоэмигрантская пресса буквально с 
ходу завыла о причастности гитлеровских спецслужб к этому делу, стало очевидным,
 что Скоблин бесследно сгинул из поля зрения (последним его видел советский 
резидент в Испании и в скором будущем беглый предатель А. Орлов-Фельдбин, у 
которого оказалось даже золотое кольцо Скоблина - с убитого, что ли, снял?). Не 
воспользоваться такой уникальной ситуацией в своих интересах было бы актом 
отпетой глупости, на что СИС никогда не претендовала. И потому в оборот была 
запущена легенда о Скоблине, как о двойном агенте НКВД и гестапо, ибо это 
позволяло ей скрыть свою причастность к провалу заговора военных.
Теперь о наиболее убойном «гвозде» обеих «версий» Кривицкого - якобы имевшей 
место причастности гестапо к сотворению подложного компромата на Тухачевского и 
его подельников.
Сразу надо подчеркнуть, что поскольку речь идет о «версиях» Кривицкого, 
являющихся как бы «основоположниками» всей этой лжи, то в рамках этой главы 
будут затронуты только те аспекты, которые относятся к подоплеке истории 
происхождения этого мифа. Все остальное будет исследовано в связи с «мемуарами» 
Шелленберга - очередным «творением» британской разведки на эту же тему.
Еще в первой главе подчеркивалось, что «почерк» разведки при проведении 
операции - это родовое проклятье, ибо рано или поздно он непременно подведет. 
Именно это и случилось с т.н. «причастностью гестапо» к «делу Тухачевского» - 
потому как в который раз англичане прибегли к веками возлюбленному ими методу 
«Амальгамы».
Правда, если в отношении того же Скоблина этот метод сработал фактически в 
автоматическом режиме, то вот с «причастностью гестапо» дело обстоит чуточку 
сложнее. Дело в том, что весной 1937 г. имел место один факт, предшествовавший 
и особенно последовавший фон свершения которого позволил британской разведке 
целенаправленно привязать к этой истории еще и гестапо. И вот что характерно - 
даже спустя много десятилетий британская разведка по-прежнему «держала марку» 
по этому вопросу, вынудив перо профессора Лондонской школы экономических и 
политических наук Дональда Камерона Уотта вывести следующее: «Как бы ни 
развивались события на деле, чехословацкий источник свидетельствует о 
повторении в начале апреля (1937 г. - A.M.) сообщений о германо-советских 
контактах (речь идет о «миссии» Канделаки». - A.M.), что побудило посла Польши 
в Германии Ю. Липского обратиться за разъяснениями к К. Нейрату, а итальянского 
посла в Советском Союзе Россо - к Шулленбургу. Об этом же также сообщали послы 
разных стран. Эти донесения совпадали с действиями Геринга, который 7 апреля 
встретился в Берлине с Мастны. Содержание их беседы неизвестно, но Мастны 
немедленно выехал в Прагу, где 17 апреля был принят Бенешем. Президент 
Чехословакии направил сразу же главу чехословацкой тайной полиции К. Новака в 
Берлин, где он встретился с ведущей фигурой СД Мюллером.
Бенеш, получив информацию от Мастны, в период с 22 апреля по 7 мая имел четыре 
встречи с послом СССР. В них принял участие Крофт. На первой встрече 
Александровский отверг сообщение чехословацкой стороны как абсурдное. Но затем 
показанное досье поколебало его позиции. Видимо, это сыграло какую-то роль в 
том, что запрос МИДу Великобритании о выдаче визы Тухачевскому для поездки на 
коронацию Георга VI был отменен 4 мая. В качестве причины была названа болезнь 
Тухачевского».
Ничего не утверждая категорически и конкретно (попутно отметим, что многое 
перепутав), профессор как бы ненавязчиво выстраивает не имеющие друг к другу 
отношения события в один ряд и исподволь принуждает любого читающего к 
априорному восприятию всего этого «варева», как якобы имевшей место глубинной 
причинно-следственной связи между событиями. Ничего не подозревающий об 
элементарном подлоге читатель уже с третьего после только что процитированного 
абзаца начинает со следующих слов профессора: «Материал, который СД и Бенеш 
снабдили Сталина…» Ничего не утверждая и не объясняя, тем не менее утверждается,
 что-де «снабдили Сталина»…
Обратимся к британскому сборнику документов под названием «Germany and 
Chechoslovakia 1937 - 1938». На странице 40 читаем: «Прошлой весной, когда он 
(речь идет о весне 1937 г., он - это Бенеш. - A.M.) услышал об эмигрантском 
плане организации тайных убийств, он предложил чехословацкой полиции 
сотрудничать с немецкой полицией (гестапо)…» Это выдержка из донесения 
германского посланника в Праге Эйзенлора весной 1938г.
А на странице 33 того же сборника с еще большим удивлением обнаруживаем, что 
никакой внезапности в тех контактах между чехословацкой и германской полициями 
не было. Тот же В. Мастны, по утверждению чиновников МИДа Германии, тогда же, в 
1937 г., добросовестно настаивал перед руководством Чехословакии на 
удовлетворении просьбы германской полиции об установлении связи между ней и 
чехословацкими коллегами, вследствие чего два высших чиновника чехословацкой 
полиции все-таки приехали в Берлин. Причем, ссылаясь на самого Мастны, 
германские дипломаты подчеркивали, что чехословацкий посол добивался этого в 
течение нескольких месяцев. Элементарная проверка и весь этот «профессорский 
ряд» рухнул, как карточный домик. Ведь причина этих контактов была в следующем.