оглушительного эффекта -как-никак запуск «утки» был приурочен к итогам XX 
съезда КПСС, - но вполне справедливо получила «оглушительный эффект»: даже 
самые оголтелые, не говоря уже о просто знающих и трезвомыслящих людях в 
антисоветски и антисталински настроенных кругах русской эмиграции на Западе, 
встретили эту фальшивку не просто в штыки, а с явной враждебностью.
Известный русский эмигрант экономист и историк Николай Владиславович Вольский 
25 апреля 1956 г. писал своему другу и не менее известному русскому эмигранту 
историку Борису Ивановичу Николаевскому: «От документа, пущенного в обращение 
Дон-Левиным, за десять километров несет такой фальшью, что нужно быть просто 
слепым или дураком, чтобы ее не заметить.
Неужели департамент полиции не знал, что нет «Енисейского охранного отделения», 
а есть «Енисейское губернское жандармское управление»?
Ротмистр Железняков действительно существовал, но не был начальником 
несуществующего Енисейского охранного отделения.
В книжечке Москолева «Русское бюро большевистской партии» (изд. 1947 г.) на стр.
 149 - 165 довольно подробно рассказывается, как и кто следил за Сталиным в 
Туруханском крае. Упоминается и ротмистр Железняков, но не в качестве 
начальника «охранки». В донесении полиции говорится побочно о Джугашвили (о 
Сталине тогда почти никто не слышал), и, конечно, не в том придуманном (глупо!) 
стиле, в каком составлен документик». (Дон-Левин запускал «утку» в виде 
фальшивого документа царской охранки. - A.M.)
А до этого, в письме Николаевского тому же Вольскому (у последнего был 
псевдоним Валентинов, из-за чего его фамилия часто указывается как 
Валентинов-Вольский, и письмо, о котором ниже пойдет речь, было адресовано 
Валентинову), встречаем следующие строки: «Сейчас здесь все только и говорят о 
провокаторстве Сталина. Документ этот у меня был едва ли не с 1945 г., а знал я 
о нем еще со времен парижских. Меня просили напечатать его с комментариями, я 
отказался, заявив, что «…документ поддельный и только скомпрометирует…» Это же 
думаю и теперь».
Эти своего рода «властители дум» русской эмиграции на Западе были яростными, 
принципиальными противниками и Сталина, и советской власти, и СССР в целом, 
полагая, что первый действовал не по законам «марксистской науки», не «по 
Ленину». Будучи принципиальными противниками Сталина, они тем не менее никогда 
в своей жизни и научной деятельности не опускались до унизительного с точки 
зрения элементарной морали просто порядочного человека использования фальшивок 
в идейной борьбе с противниками.
Бывало, и нередко, что они впадали в заблуждения, в т.ч. и на грани 
добросовестного, особенно тогда, когда весьма авторитетные люди сообщали им не 
совсем достоверную информацию. Бывало также, и опять-таки нередко, что блуждая 
в сумрачных лабиринтах своих же заблуждений, они были не в состоянии нащупать 
точные и правильные выводы даже из достоверной, а зачастую и уникальной 
информации. Все это имело место в их жизни, но никогда ни их честь, ни их руки 
не замарывались фальшивками. И это суть самого главного, что имеет особое 
значение для нашего расследования, ибо из этой переписки с полным на то 
основанием делаются следующие выводы:
Во- первых, Дон-Левин запустил фальшивку («документик») незадолго до написания 
вышецитировавшихся писем -т.е. в начале весны (максимум в начале апреля) 1956 г.

Во- вторых, «документик» мгновенно и безоговорочно был расценен как абсолютная 
фальшивка.
В- третьих, слухи об этом «документике» и его «содержании» ходили еще во второй 
половине 30-х годов прошлого века, т.е., как указано в письме, «еще со времен 
парижских», ибо в то время Б.И. Николаевский как раз и жил в Париже.
Жаль, конечно, что по этим письмам, точнее, из-за того вида, в каком они бьГли 
опубликованы в России, невозможно с абсолютной точностью установить, когда же 
конкретно обращались к Николаевскому с предложением опубликовать этот 
«документик» с его комментариями профессионального и авторитетного историка, а, 
главное, кто конкретно обращался. Не исключено, что это было сделано умышленно 
- по крайней мере из-за того же, из-за чего и выражено сожаление о 
невозможности что-либо точно установить (не могу не напомнить в этой связи одну 
латинскую пословицу: Sapient! Sat! - «Для понимающего - достаточно»).
Скорее всего, речь идет действительно о 30-х годах XX века, потому как именно в 
то время вся объединенная рать заговорщиков внутри СССР всеми силами пыталась 
запустить в пропагандистский оборот всевозможные слухи о каких-то тяжелых 
болезнях Сталина, о его скорой смерти, о его скором смещении по каким-то 
причинам. В таком ряду вполне на своем месте и мыслишка о «провокаторстве» 
Сталина, ибо внутрисоюзная антисталинская оппозиция пыталась заблаговременно 
сформировать хотя бы относительно объективный фон для свержения Сталина, причем 
запускались действительно разные слухи - какой приживется. В таком случае более 
чем к месту вспомнить о таком факте - в 1936 г. Николаевский встречался в 
Париже с одним из лидеров антисталинской оппозиции Бухариным, а уж «Коля 
Балаболкин» ох, как любил разговоры, особенно не по делу…
…Когда после ареста Ежова был вскрыт его личный сейф, то там было обнаружено 
немалое количество досье с компроматом на многих членов ЦК, Политбюро и даже 
самого Сталина. В последнем хранилась странная записка какого-то старого 
большевика, в которой высказывалось подозрение о якобы имевшей место в прошлом 
связи Сталина с царской охранкой. Вполне возможно, что это досье было как бы 
переходящее от Ягоды к Ежову «наследство», и в таком случае предположение о том,
 что именно «Балаболкин» довез до Парижа этот позорный бред, обретает еще 
больше прав на жизнь…