О чем эта последовательность свидетельствует, подробно говорилось в предыдущей 
главе. Поэтому, не прибегая к повтору, схематично пройдемся по тем событиям с 
позиций логики фактов, чтобы еще раз проверить правильность тех выводов.
Однако, поскольку придется оперировать некоторыми терминами (в т.ч. и 
конспирологического характера и из арсенала самого Сталина), то хотелось бы 
сразу внести ясность в этот вопрос. Речь идет о терминах, которыми оперировал 
Сталин в своем выступлении на расширенном заседании Военного совета при наркоме 
обороны 2 июня 1937 г., посвященном разоблачению заговора Тухачевского. При 
анализе текста подлинной, неправленной стенограммы речи Сталина на этом 
заседании немедленно бросается в глаза то обстоятельство, что Иосиф 
Виссарионович парадоксальным образом настаивает на трех терминах, особо выделяя 
прежде всего термин «германский рейхсвер» (или просто «рейхсвер»), правда, в 
увязке с термином «германские фашисты», иногда разбавляя свою речь термином 
«немецкий Генштаб». С формальной стороны такая связка объективна и справедлива 
- в Германии установлен нацистский режим, и вооруженные силы присягнули на 
верность Гитлеру, т.к. с формальной стороны Гитлер был приведен к власти 
предусмотренными Конституцией Веймарской республики процедурами.
О беспрецедентном переплетении - как на межличностнрм, так и межучрежденческом 
уровнях - рейхсвера и нацистских структур особо говорить не приходится, это 
давно известно. С другой стороны, когда знаешь о фанатичной приверженности 
Сталина к особо тщательно выверенной точности формулировок и используемых в них 
терминов, такое терминологическое упорствование вызывает поначалу легкую 
оторопь. Ведь с 15 марта 1935 г. Сталину прекрасно было известно о 
реорганизации рейхсвера и его трансформации в вермахт. И, соответственно, 
спрашивается, с какой такой стати до последнего дня своей жизни отличавшийся 
точностью своих формулировок Сталин упрямо настаивает на термине, который и в 
самой Германии снят с вооружения два с лишним года назад?!
Конечно, и Сталин явно мог быть подвержен влиянию инерции традиций. И все же, 
это беспрецедентное для него упорствование на термине «германский рейхсвер» 
лишает возможности однозначно списать все только на «инерцию традиций». Из 
насчитывающихся в тексте стенограммы 22 случаев использования термина 
«германский рейхсвер» или просто «рейхсвер» 11 фигурируют именно в абзаце, 
объясняющем суть заговора, а 6 на подступах к нему. Это свидетельствует о том, 
что Сталин четко показывает, что он прекрасно знает, что именно 
«реихсверовские» германские генералы являются партнерами заговора Тухачевского, 
что он отлично понимает то обстоятельство, что это давняя, корнями уходящая еще 
в догитлеровский период история.
…Небезынтересно в этой связи отметить один явно симптоматичный факт. 11 ноября 
1935г. новый германский военный атташе в Москве Эрнст Кестринг отправил в 
Берлин депешу, в которой сообщил, что во время состоявшейся у него в тот же 
день беседы с заместителем наркома обороны М.Н. Тухачевским последний «живо 
интересовался судьбой знакомых ему по прежним контактам немецких офицеров» и, 
по мнению атташе, «проявил интерес и симпатию к рейхсверу».
Сразу же отметим интересную деталь с этом сообщении: Кестринг прибыл в Москву 
представлять не рейхсвер, а вермахт Германии, ибо с середины марта 1935 г. 
вооруженные силы этой страны были переименованы. Естественно, что не знать 
этого, тем более как военный атташе, он не мог, а потому в его изложении эта 
деталь приобретает примерно то же значение, каковое двумя годами позже 
вкладывал Сталин, чрезмерно упорствуя на терминах «германский рейхсвер» и 
«рейхсвер»…
Именно поэтому он с порога называет заговор термином «военно-политический 
заговор», более того, совершенно открыто называет его геополитическую суть: 
блокирование через пораженчество с Германией и Японией. Что и было на самом 
деле - Тухачевский без какого-либо принуждения собственноручно, подробно, со 
множеством деталей, выдумать которые костоломы- «интернационалисты», засевшие 
тогда на Лубянке, не могли, письменно изложил «План поражения». И как бы не 
хотелось кому-то списать появление этого документа на этих костоломов (типа 
Рейсса, Кривицкого, Орлова и т.п.), но даже откровенной ложью и подтасовкой 
фактов им это не удалось.
…Одно время в этих «кругах» было модно глубокомысленно мимоходом замечать, что 
на 'одном из протоколов допроса Тухачевского были обнаружены бурые пятна, 
похожие на пятна крови.
Намек понятен - били. Однако эти пятна были обнаружены на третьем экземпляре 
машинописного текста показаний Тухачевского. Такой был порядок - перепечатывать 
собственноручные показания особо важных подследственных, тем более по особо 
важным делам. Совершенно естественно, что ни одному «реабилитатору» и в 
голову-то не пришла мысль о необходимости проведения анализа этих пятен на 
предмет установления, во-первых, что это за пятна конкретно и, во-вторых, кому 
они принадлежат. Но даже если бы и оказалось, что кровь принадлежит 
Тухачевскому, то и это не означало бы, что его показания из него выбивали силой.
 Ведь пятна были обнаружены на третьем экземпляре, а не на собственноручно 
Тухачевским написанных показаниях, тем более что последние написаны ровным, 
четким почерком (в этом можно легко убедиться, взглянув на фотокопию первой 
страницы его показаний), с применением всех знаков препинания русского языка. 
После битья ровного почерка не бывает, не говоря о четкости и ясности изложения,
 которое интеллектуально точно соответствует уровню самого Тухачевского. Тем 
более что это все-таки 143 страницы рукописного текста…
Еще в предыдущей главе обращалось внимание на то, что спустя всего лишь 12 дней 
после публикации официального сообщения о расстреле Тухачевского и его главных 
под ельников военный министр гитлеровской Германии фельдмаршал Вернер фон