| |
сяц уже люди не слезали с седел
и ратные труды измотали солдат, а смерть их ряды поуменьшила. Надо было
отдышаться и отдохнуть, так как рука косцов этих одеревенела от кровавой
жатвы. Князь был даже склонен на какое-то время уйти на отдых в мирные
края, дабы пополнить войско, а главным образом конский запас, который был
скорее похож на движущиеся скелеты, чем на живые существа, потому что
лошади с месяц уже не видели зерна, пробавляясь одной только затоптанною
травою. Между тем после недельного бивака сделалось известно, что на
подходе подкрепления. Князь тотчас же выехал навстречу и в самом деле
встретил Януша Тышкевича, воеводу киевского, подходившего с полутора
тысячами изрядного войска; были с ним и пан Кшиштоф Тышкевич, подсудок
брацлавский, и молодой пан Аксак, еще почти юноша, но с добротно
снаряженной собственной гусарской хоругвишкой, и множество шляхты, а
именно господа Сенюты, Полубинские, Житинские, Еловицкие, Кердеи,
Богуславские - кто с дружинами, а кто и без, - все вместе насчитывали
около двух тысяч сабель, не считая челяди. Князь очень обрадовался и,
признательность свою выражая, пригласил пана воеводу к себе на квартиру, а
тот ее бедности и простоте надивиться не мог. Князь, насколько в Лубнах
жил по-королевски, настолько в походах, желая показать пример солдатам,
никаких роскошеств себе не позволял. Стоял он постоем в небольшой
комнатенке, в узкую дверь которой пан воевода киевский по причине своей
превеликой тучности едва смог протиснуться, приказав даже себя стремянному
сзади подпихивать. В комнате, кроме стола, деревянных лавок и койки,
покрытой лошадиной шкурой, не было ничего, разве что сенник у двери, на
котором спал всегда готовый к услугам ординарец. Простота эта весьма
удивила воеводу, любившего посибаритничать и путешествовавшего с коврами.
Итак, вошел он и с удивлением воззрился на князя, поражаясь, как может
муж, столь великий духом, жить в таковой непритязательности и убожестве.
Ему случалось встречаться с князем на сеймах в Варшаве, он состоял даже с
ним в дальнем родстве, но коротко они знакомы не были. Лишь когда
завязался разговор, он тотчас понял, что имеет дело с человеком
незаурядным. И вот старый сенатор и старый бесшабашный солдат,
приятелей-сенаторов по плечу похлопывавший, ко князю Доминику Заславскому
обращавшийся "милостивец мой!" и с самим королем бывший в доверительных
отношениях, не мог позволить себе запросто держаться с Вишневецким, хотя
князь принял его учтиво, ибо был благодарен за помощь.
- Сударь воевода, - сказал он. - Слава богу, что прибыли вы со свежим
народом, а то я уж на последнем дыхании шел.
- Заметил, заметил я, что солдаты вашей княжеской светлости
измотались, сердешные, и это меня немало удручает, ибо прибыл я сюда
просить, чтобы ваша княжеская светлость помощь мне оказал.
- Спешно ли?
- Periculum in mora, periculum in mora!* Подошло негодяйства
несколько десятков тысяч, а над ними Кривонос, который, как я слышал, на
вашу княжескую светлость был отряжен, но, узнав от языка, что ваша
княжеская светлость на Староконстантинов пошли, туда направился, а по
дороге обложил мою Махновку и такое опустошение учинил, что рассказать
невозможно.
_______________
* Медлить опасно, медлить опасно! (лат.).
- Слыхал я о Кривоносе и здесь ждал его, но поскольку он до меня не
добрался, придется, как видно, добираться до него - дело действительно
спешное. Большой гарнизон в Махновке?
- В замке двести немцев преизрядных, и они какое-то время еще
продержатся. Но плохо, что в город понаехало множество шляхты с семьями, а
город-то укреплен валом да частоколом, так что долго обороняться не
сможет.
- Дело действительно спешное, - повторил князь.
Затем поворотился к ординарцу:
- Желенский! Беги к полковникам.
Воевода киевский тем временем, тяжело дыша, уселся на лавку, при этом
он озабоченно озирался насчет ужина, ибо был голоден, а поесть любил, и
весьма.
Тут послышались шаги вооруженных людей и вошли княжеские офицеры -
темные с лица, исхудавшие, бородатые. С запавшими глазами, с выражением
неописуемой усталости во взглядах, они молча поклонились князю и гостям и
стали ждать распоряжений.
- Милостивые государи, - спросил князь, - кони у водопойных колод?
- Так точно!
- К походу готовы?
- Как всегда.
- Прекрасно. Через час идем на Кривоноса.
- Ге! - удивился киевский воевода и поглядел на пана Кшиштофа,
подсудка брацлавского.
А князь продолжал:
- Их милости Вершулл и Понятовский пойдут первыми. За ними
Барановский с драгунами, а через час чтоб у меня и пушки Вурцеля
выступили.
Полковники, поклонившись, вышли, и спустя минуту трубы затрубили
поход. Киевский воевода такой поспешности не ожидал и даже не желал ее,
так как устал с дороги и утомился. Он рассчитывал с денек у князя
отдохнуть, дело бы успелось; а тут приходилось сразу, не спавши, не евши,
на коня садиться.
- Ваша милость, князь, - сказал он, - а дойдут ли твои солдаты до
Махновки, ибо на вид ужасно они fatigati*, а дорога неблизкая.
_______________
* усталые (лат.).
- Об этом, милостивый государь, не беспокойся. Они на битву, как на
свадьбу, идут.
- Вижу я, вижу. Ребята удалые, но ведь... мои-то люди с дороги.
- Ты же сам, ваша милость, сказал: "Periculum in mora".
- Так-то оно так, да недурно бы хоть ночку отдохнуть. М
|
|
