глобе  не  терпелось  как  можно скорее переправиться.  По счастью,  был
исправен и паром. Однако толчея образовалась страшная.
     - Дорогу деду!  Дорогу деду! - кричал Заглоба, держа впереди себя меж
вытянутых  рук  Елену  и  оберегая  ее  от  давки.  -  Дорогу  деду!  Я  к
Хмельницкому и Кривоносу иду!  Дорогу деду, люди добрые, любезные молодцы,
чтоб черная смерть прибрала вас и детей ваших!  Я ж худо вижу!  Я  в  воду
свалюсь!  Поводыря утопите!  Расступитесь,  д i т к и,  паралич разбей вам
руки-ноги, чтоб вы сдохли, чтоб на колах вертелись!
     Так,  шумя,  ругаясь и  распихивая толпу своими могучими локтями,  он
сперва втолкнул на паром Елену,  а затем,  протиснувшись и сам,  тотчас же
принялся вопить:
     - Довольно уже  вас  тут!..  Куда  прете?..  Паром потонет,  если вас
столько напихается.  Хватит...  Хватит!..  И  ваша  очередь придет,  а  не
придет, так и черт с вами!
     - Хватит,  хватит! - кричали те, кто прорвался на паром. - Отчаливай!
Отчаливай!
     Весла напряглись,  и паром начал отваливать. Быстрое течение сразу же
снесло его несколько вниз в направлении Домантова.
     Они  преодолели  уже  половину  реки,  когда  с  прохоровского берега
послышались окрики и зовы.  Страшное замешательство поднялось в оставшихся
там  толпах:  одни  как  полоумные ударились бежать  к  Домантову,  другие
попрыгали в воду, а третьи вопили, размахивая руками или кидаясь наземь.
     - Что это? Что случилося? - спрашивали на пароме.
     - Ярема! - крикнул один голос.
     - Ярема, Ярема! Навались! - отозвались другие.
     Весла  начали судорожно колотить по  воде,  и  паром  понесся,  точно
казацкая чайка.
     В ту же секунду какие-то конные появились на прохоровском берегу.
     - Жолнеры Яремы! - кричали на судне.
     Конные метались по берегу,  вертелись,  о чем-то выспрашивали людей и
наконец стали кричать плывущим:
     - Стой! Стой!
     Заглоба поглядел, и холодный пот прошиб его с ног до головы: он узнал
Богуновых казаков.
     Был это и в самом деле Антон со своим отрядом.
     Но,  как  уже  было  сказано,  пан  Заглоба надолго головы никогда не
терял;  он приложил к глазам ладонь, как это делают люди с плохим зрением,
и некоторое время вглядывался в берег, потом вдруг принялся вопить, словно
бы его живьем резали:
     - Д i т к и!   Это   же   казаки   Вишневецкого!   Ради   господа   и
святой-пречистой  быстрее к берегу!  Уж мы тех,  кто остался,  помянем,  а
паром порубать, иначе всем нам конец!
     - Быстрей, быстрей, порубать паром, - подхватили другие.
     Сделался шум,  покрывший вопли, доносившиеся со стороны Прохоровки, а
паром  в   эту  минуту  скрежетнул  о  прибрежный  гравий.   Мужики  стали
выскакивать на берег,  но не успели одни высадиться,  как другие уже рвали
борта парома,  били топорами в  дно.  Доски и  оторванные щепки полетели в
разные стороны. Несчастное суденышко уничтожалось с яростью, разрывалось в
куски, а страх прибавлял уничтожителям сил.
     Все это время пан Заглоба вопил:
     - Бей! Руби, рви, жги!.. Спасайся! Ярема идет! Ярема идет!
     Оставаясь в  таком возбужденном состоянии,  он  нацелил свой здоровый
глаз на Елену и со значением принялся подмигивать.
     Меж тем на  другом берегу крики,  пока уничтожался паром,  усилились,
однако из-за значительного расстояния невозможно было понять, что кричали.
Взмахи   рук   казались   угрожающими  и   поэтому   ускоряли  поспешность
уничтожения.
     Спустя малое время судно перестало существовать,  но  изо всех грудей
вырвался вдруг вопль ужаса и отчаяния:
     - С к а ч у т ь  у  в о д у!  П л и в у т ь   д о   н а с!  -  вопили
мужики.
     Сперва один, а за ним несколько десятков всадников въехали на лошадях
в  днепровскую  воду  и  пустились  вплавь.  Было  это  делом  просто-таки
безумным, ибо вздутая еще с весны река бежала много поспешнее, чем обычно,
создавая  там  и  сям  бесчисленные  водоверти  и  быстрины.  Подхваченные
течением кони не  могли плыть по  прямой,  и  вода с  непомерной быстротой
начала сносить их.
     - Не доплывут! - кричали мужики.
     - Потонут!
     - С л а в а  б о г у!  В о!  В о!  Один конь уже окунулся.
     - На погибель же им!
     Лошади преодолели треть реки,  но течение сносило их все сильнее. Как
видно,  они выбились из сил и медленно,  но все глубже погружались.  Через
некоторое время сидевшие на  них  молодцы оказались уже  по  пояс в  воде.
Прошло еще какое-то  время.  Прибежали мужики из  Шелепухи поглядеть,  что
происходит:  уже только лошадиные головы виднелись над водой,  а  молодцам
вода доходила до  груди.  Однако полреки они все-таки переплыли.  Внезапно
одна  конская голова  и  один  молодец исчезли под  водой,  затем  второй,
третий, четвертый и пятый... Число плывущих все уменьшалось и уменьшалось.
В толпах по обе стороны реки воцарилось глухое молчание, и все шли вниз по
бе