Необходимость парламентской реформы с целью расширения избирательного права и 
отмены хлебных законов как первого средства уврачевать зло ближайшей минуты 
сознавалась всеми, и потому, когда в 1819 году была назначена сходка по этому 
поводу в местечке Сент-Питерсфилде близ Манчестера, на нее собралось до 
восьмидесяти тысяч человек. Распорядители сходки позаботились, чтобы никто не 
явился на нее с оружием, дабы все имело вполне мирный характер, и это было 
исполнено, но как только радикальный оратор Гонт взошел на трибуну, на площадь 
вступили отряды конницы и стали разгонять манифестантов оружием. Шесть человек 
было убито, более шестидесяти – тяжело ранено, из них – несколько женщин, – в 
этом и состояла «битва при Питерлоо», как называли ее по аналогии с 
Ватерлооским сражением. Однако остроумными сравнениями дело не ограничилось. 
Весть о подавлении «беспорядков» охватила негодованием всю Англию, где только 
чувствовали интерес к событиям дня, чуждый бездушного консерватизма. Далеко не 
либеральный лондонский Сити подал адрес, то же сделали Бристоль, Ливерпуль, 
Ноттингем и Йорк.
Но момент еще не созрел, и тори, стоявшие у власти, довольно спокойно 
оправдывали свои меры и продолжали подавлять недовольство, оставляя без 
внимания представления общества. На их стороне были также симпатии 
аболиционистов и самого главы их – Вильберфорса. «Резкая черта, отделяющая нас 
от либералов, – говорил при этом последний, – заключается в том, что они 
слишком много обращают внимания на мирские заботы, исключительно ими питают ум 
и сердце народа, отвлекая его помыслы от небесных благ…» Для Захарии Маколея и 
его жены эти слова были самой истиной, и потому можно представить себе их 
недовольство, когда они узнали, что сын на стороне «бунтовщиков». В Кембридж 
полетели громоносные письма, но юный радикал оставался при прежнем мнении.
«Напрасно, – писал он отцу, – нежная заботливость моей милой матушки заставляет 
ее причислять меня к поборникам анархии. Мнения мои, хороши они или дурны, 
заимствованы не из Гонта и Уйсмана (главы радикалов), а из Цицерона, Тацита и 
Мильтона. Эти мнения принадлежат людям, служившим украшением общества и 
искупившим человеческую природу от нравственного упадка, на который она была 
осуждена целыми веками суеверия и рабства. Быть может, события в Манчестере 
произошли не так, как мне известно, но если они были таковы, как рассказывают, 
то я не могу говорить о них без чувства негодования. Если когда-нибудь я 
сделаюсь равнодушен к людским страданиям, перестану ненавидеть дикую жестокость 
и не буду негодовать против гнета, то сочту себя недостойным называться вашим 
сыном…»



Глава II. Первые произведения и речи



На перепутье. – Подготовка к адвокатуре. – Увлечение литературой. – 
Недовольство семьи. – Домашняя цензура. – Статья «О королевском литературном 
обществе». – Общий характер первых произведений Маколея. – Речь о 
невольничестве. – Впечатление от речи. – «Эдинбургское обозрение». – Статья о 
Мильтоне. – Мнение Маколея о Карле I и английской революции, – Стиль Маколея. – 
Завоевание читателей. – Покровительство лорда Ландсдауна. – Маколей – депутат 
от «гнилого местечка»


В 1822 году Маколей закончил университетское образование. Он навсегда сохранил 
прекрасные воспоминания о своей alma mater, и не потому только, что над этим 
прошлым, по выражению Писарева, сияли кротким светом золотые медали как дань 
превосходству его сочинений на премию.
Что начать, чему посвятить свою деятельность – на эти вопросы у него не было 
еще в эту пору определенных ответов. Первое время он склонялся в пользу 
адвокатуры. Сюда влекло его природное красноречие и главным образом желание 
родителей, и он действительно записался в знаменитую практическую школу юристов,
 Lincoln's Inn. В 1826 году Маколей был принят в корпорацию адвокатов, но 
никогда не выступал ни в одном процессе. Его не тянуло на это поприще. Среди 
забот о приобретении юридического навыка он начал посвящать свое время 
литературным занятиям и не замедлил увидеть, что это именно та почва, на 
которой суждено обнаружиться его талантам. В 1823 году некто Найт основал новый 
журнал «Трехмесячное обозрение» (Knight's Quarterly Magazine), и Маколей принял 
участие в этом издании как самый выдающийся сотрудник.
Подобно его либеральным симпатиям, литературные дебюты его не обошлись без 
новых пререканий с семьей и взаимного недовольства. Эта семья не была чужда 
своего рода доброжелательного деспотизма, и ее деспотизм не преминул сказаться 
в отношении первых произведений Маколея. Материальное положение семейства было 
далеко не блестящее. Юный Маколей часто нуждался в самом необходимом и никогда, 
вероятно, не ценил так высоко своих медалей, как в ту именно пору, когда 
закладывал их у ростовщиков. Все это было причиной родственных побуждений 
скорее стать на ноги и потому заняться адвокатурой. Литературная деятельность 
не казалась надежной профессией. Юношеские поэмы вызывали сочувствие родителей 
Маколея, пока они были учебным делом и венчались золотыми медалями, этим 
залогом дальнейших успехов, но как постоянное занятие литература сейчас же 
оказалась в немилости у Захарии – отчасти потому, что молодой писатель 
обнаруживал настроение, несогласное с семейными воззрениями. Над ним была