|
это оскорбление от родной матери, побледнел как полотно, но сдержал себя и со
слезами на глазах просто ответил: «Я не виноват, я родился таким, мама!» Этих
оскорблений Байрон впоследствии никогда не мог простить своей матери и всю свою
жизнь не мог забыть их.
Единственным человеком, имевшим на него хорошее влияние в детстве, была его
няня – мисс Мэй Грей. Эта прекрасная женщина одна знала, как обращаться с ним;
поэтому-то он и любил ее гораздо больше, чем свою мать, и во всем ее слушался.
С ней он держал себя постоянно кротким, послушным ребенком, в то время как с
матерью был всегда упрям и неукротим. Байрон и впоследствии легко подчинялся
влиянию тех, которые любили его и знали, как обращаться с ним. Няня обыкновенно
укладывала спать маленького Джорди и усыпляла его песнями или сказками,
приводившими его в восторг.
Когда он был еще маленьким, она учила его повторять за ней наизусть псалмы и
познакомила с содержанием книг Св. Писания. В 1821 году, т. е. тогда, когда ему
было уже 33 года, Байрон писал из Италии своему издателю Муррею следующее: «Не
забудьте прислать мне Библию; я большой почитатель этой книги и прочел ее
несколько раз от начала до конца, когда мне не было еще 8 лет». О замечательной
живости маленького Байрона можно судить по следующему случаю, рассказанному его
няней. Она взяла его однажды с собой в театр. В этот вечер там играли
«Укрощение строптивой» Шекспира. Ребенок с большим интересом молча следил за
представлением. Но во время сцены между Катариной и Петруччо, когда между ними
происходит диалог:
Катарина
: Я знаю, что это луна.
Петруччо
: Нет, врешь, это солнце,—
маленький Джорди вдруг поднялся со своего места и смело крикнул: «Но я, сударь,
говорю, что это луна!»
Байрону не было еще и пяти лет, когда мать отдала его в школу в Эбердине,
вероятно, для того, чтоб он меньше надоедал ей дома. Об этой первой школе и
вообще о первых учителях мы читаем в его дневнике следующее: «Когда мне было
пять лет, меня отдали в училище, которое содержал г-н Боверс. Это была школа
для детей обоего пола. Единственное, чему я там научился, – повторять на память
первый урок, который представлял собой примеры на односложные слова. Я запомнил
эти слова, слыша частое повторение их другими детьми, но не умел прочитать их
по книге и вообще не знал ни одной буквы. Когда меня после целого года учения в
этой школе подвергли дома экзамену, я повторил эти слова с замечательной
быстротой; но когда, перевернув страницу книги, я продолжал повторять те же
самые слова, ограниченность моих познаний была немедленно обнаружена, уши мои
подверглись трепке (чего они вовсе не заслуживали, так как именно им я обязан
был тем, что хоть чему-нибудь научился), и мне нашли другого учителя. Это был
чрезвычайно благочестивый и умный священник по имени Росс. С ним я сделал
поразительные успехи. Я помню до сих пор его мягкие манеры и добродушное
усердие. Как только я научился читать, я почувствовал страшную любовь к истории.
Не знаю почему, но меня особенно поразил рассказ о битве при озере Региллус,
из римской истории, которая первая попалась мне в руки. После Росса я учился у
необыкновенно серьезного и угрюмого, но тем не менее доброго молодого человека
по имени Патерсон. Он был сын нашего сапожника, но это не мешало ему быть
хорошо образованным, как это нередко случается у шотландцев. С ним я начал
изучать латинский язык по грамматике Руддимена и продолжал до тех пор, пока не
поступил в гимназию, где дошел до 4-го класса, после чего мне пришлось уехать в
Англию по случаю смерти моего дяди…»
Товарищи Байрона по гимназии в своих воспоминаниях о нем рассказывают, что он
был веселым, добрым и очень умным мальчиком, горячим и злопамятным, но все-таки
хорошим товарищем, замечательно смелым и «всегда более склонным побить, чем
быть побитым». На пути из школы домой он раз был обижен каким-то мальчиком. Не
будучи в состоянии наказать своего обидчика тотчас, маленький Байрон обещал
«отплатить» ему при ближайшей встрече. Несколько дней спустя он вернулся из
школы домой в страшном волнении. На вопрос няни, что с ним, он ответил, что
побил одного мальчика согласно данному ему обещанию и что он как один из
Байронов никогда не скомпрометирует фамильного де виза: «crede Byron» («верь
Байрону»).
Учился он в школе очень неохотно; был всегда одним из последних учеников в
своем классе и никогда не обнаруживал никакого желания стать первым или одним
из первых. В детских играх Байрон также не отличался вследствие своей хромоты.
В свободное время он любил заниматься чтением или предпринимать в одиночестве
прогулки по берегу моря, причем иногда просиживал по несколько часов на
каком-нибудь уединенном утесе, любуясь игрой морских волн и прислушиваясь к
плеску их о дикую скалу. С раннего детства он обнаруживал страстную любовь к
морю и к горам, которые впоследствии так прекрасно воспел в своих стихах.
Прогулки свои маленький Байрон обыкновенно совершал верхом на пони, так как
много ходить ему было тяжело. Когда он гулял вместе с кем-нибудь из товарищей,
то обыкновенно делился с ним своим пони, и каждый из них по очереди то шел
пешком, то сидел на лошади. Во время одной из таких прогулок им пришлось раз
|
|