образования общественного капитала. Капитал этот служил для выдачи ссуд 
крестьянам из 6 % годовых. Для той же цели служили, как сказано выше, суммы, 
принадлежавшие сиротам и крестьянам, отданным в солдаты.
Мы далеко не исчерпали всего, что нам известно об учреждениях, введенных 
Каразиным в принадлежащих ему имениях – селе Кручик и сельце Анашкино. Полагаем,
 однако, что сказанного достаточно для того, чтобы видеть, как серьезно и 
совершенно необычно смотрел Каразин на обязанности помещика по отношению к 
крестьянам и в какой мере он выполнял эти обязанности. Он был сторонником 
подчиненности крестьян помещикам; но эта подчиненность, которую он защищал, не 
имела ничего общего с тем, что существовало в действительности. Он требовал – и 
лично собою подавал первый пример тому, – чтобы помещики были достойны 
дарованных им прав и врученную им власть употребляли на благо «вверенных» им 
крестьян; если этого не было, если помещики злоупотребляли вверенною им властью,
 Каразин требовал вмешательства государства и оказания защиты крестьянам. Он 
восставал против злоупотреблений помещичьего властью и являлся на защиту 
крестьян всякий раз, как только сталкивался с проявлениями подобных 
злоупотреблений, считая себя не вправе быть безучастным зрителем страданий 
крестьян. Приведем здесь один характерный в этом отношении пример.
В 1820 году Каразин подал Александру I записку по поводу различных неурядиц, 
царивших в тогдашнем государственном управлении. Записку эту, о которой мы 
будем говорить ниже и цитаты из которой приводились нами многократно, Каразин 
писал в Петербурге. Здесь он встретился с одним из возмутительных 
злоупотреблений крепостного права – отдачею крестьян в наемные работы. Целый 
ряд помещиков выгоняли из отдаленных губерний своих крестьян в Петербург и 
Петербургскую губернию, где они поступали в распоряжение подрядчиков, плативших 
за то помещикам приличное вознаграждение. Эти несчастные, оторванные от своих 
семей, вынужденные бросить на все лето свое хозяйство, запродавались как 
рабочий скот и содержались подрядчиками, как рабочая скотина. Каразин, 
ознакомившись с этим ужасным явлением, немедленно разузнал фамилии помещиков, 
сдававших внаймы своих крестьян, – это оказались преимущественно громкие 
графские и княжеские фамилии – и включил сведения об этом возмутительном деле в 
свою записку, не преминув разразиться по адресу тогдашних советников императора 
следующими горькими словами, которые, конечно, менее всего могли быть прощены 
сильными тогда людьми:


«Вероятно ли? В самых глазах друзей сих (т. е. тогдашних советников Александра 
I) многие тысячи народа, запроданные как рабочий скот подрядчикам, вопиют к 
небу и, вспоминая своих несчастных жен и детей, оставленных за семьсот и более 
верст на скудных нивах, в одиночестве, со слезами бесславят государя (тогда как 
он ни о чем столько не заботится, как о доставлении им благосостояния и 
свободы!) – и они сего не донесут ему! не обратят ниже единым словом внимания 
его человеколюбивого сердца на
такой
предмет!., не избавят его от неправедных укоризн народа, его обожать 
рожденного…»



Факты, вроде только что изложенного, с каждым годом убеждали Каразина в том, 
что вопрос об упорядочении отношений помещиков с крестьянами, об обуздании их 
произвола законом, об уничтожении дурной «привычки» считать собственностью 
крестьян, находящихся в личной зависимости от помещиков, является важнейшим 
вопросом русской жизни. В записке 1820 года, описывая самыми мрачными красками 
тогдашнее положение России, Каразин оканчивает одну из тетрадей этой записки 
словами: «Я не вижу ничего требующего
немедленного
внимания правительства, кроме отношения поселян к их помещикам. Сего одного 
отнюдь не должно откладывать».

Ратуя таким образом за крепостных крестьян, Каразин считал своею обязанностью 
вступаться также и за казенных крестьян. Выше мы уже приводили пример его 
заступничества за казенных крестьян, которых против их воли обращали в 
фабричных. Но, кроме частных случаев, вызывавших заступничество Каразина, он 
считал своею обязанностью обращать внимание правительства и на общее 
неудовлетворительное положение крестьян казенных селений. Между прочим, в 
записке 1820 года он обращал внимание тогдашнего министра внутренних дел, графа 
Кочубея, на чудовищную смертность среди казенных крестьян Слободско-Украинской 
(Харьковской) губернии.

«Не ужаснетесь ли, например, – писал он, представляя составленные им 
статистические таблицы названной губернии, – увидевши, что в казенном селении 
№ 38, по десятилетней сложности, ежегодно из шестнадцати до семнадцати умирает 
один? Таковой смертности нигде не слыхано в Европе! Это настоящий мор: и кому, 
как не правительству, надлежит как можно скорее позаботиться открыть подлинные 
его причины и удалить их?»


Нет сомнения, что после всего сказанного в настоящей главе читатель будет 
весьма удивлен, узнав, что Каразин был