наследственных аренд),
учреждению «свободных хлебопашцев», в которые помещики могли переводить своих 
крестьян, буде пожелают (пожелали 160 помещиков, взыскавшие при этом с 
освобожденных крестьян – 45153 душ – в среднем по 396 рублей с души), да к 
некоторым другим малозначительным мерам. Ничтожность предпринятого в пользу 
крепостных особенно поразительна при сравнении с нередкими заявлениями 
Александра I o своем отвращении к крепостному праву и желании освободить 
крестьян.

Так же малопоследовательны были и те из окружающих Александра I в начале его 
царствования, которые много говорили о бедственном положении крепостных и 
необходимости улучшения этого положения, а между тем ровно ничего не делали для 
того, чтобы облегчить собственных крепостных, и спокойно оставались крепостными 
владельцами равных себе, что так возмущало их в теории. Рядом с этими 
лицемерами едва ли не более симпатичными являются такие откровенные крепостники,
 как Державин и Карамзин, которые прямо высказывали свои симпатии крепостному 
праву, хотя эта откровенность и не могла нравиться Александру I.
Каразин не принадлежал ни к крепостникам, ни к либеральным противникам 
крепостного права, остававшимся на деле крепостниками. Его воззрения на вопрос, 
равно как и практическое отношение к нему, стоят совсем особняком.
Крестьяне, по взгляду Каразина, отнюдь не были собственностью помещиков. Против 
такого взгляда на крепостных Каразин вооружается всеми своими силами. Они – 
такие же «подданные государства», как и помещики. Самое слово «крестьяне», с 
которыми веками связывалось понятие о крепостничестве, было ненавистно Каразину,
 и он предлагал не употреблять его.
Отношение помещика к крестьянам слагалось из двух элементов: во-первых, он был 
наследственным управителем их, начальником и, во-вторых, собственником земли, 
на которой жили крестьяне.

«Помещика разумею я, – писал Каразин в 1810 году харьковскому губернатору 
Бахтину, – наследственным чиновником, которому правительство, дав землю для 
населения, вверило чрез то попечение о людях (поселянах), на оной жить имеющих, 
и за них во всех случаях ответственность. Он есть природный покровитель сих 
людей, их гражданский судья, посредник между ними и высшим правительством, 
ходатай за них, попечитель о неимущих и сиротах, наставник во всем, что 
принадлежит к добру их, наблюдатель за благоустройством и нравами: одним словом,
 в отношении к государству он есть их генерал-губернатор в малом виде».

Так как помещик есть чиновник, управляющий крестьянами по поручению государства,
 то это управление есть государственная служба, которая


«должна на себя обращать, как и все прочие, внимание правительства, его награды,
 его одобрения, его руководство, его наказания. Незаботливость у нас державной 
власти об управлении помещиками людей, причтение сих последних к делу
домашнему,
не государственному, вкрались к нам из чуждой для нас системы. Это смешение 
начал породило множество зол: своеволие помещиков, их жестокость, их привычку 
почитать людей, им вверенных, собственностью, их удаление из поместьев в 
столицы, следовательно, развращение их, мотовство, разорение именитых домов и 
проч., и проч.» (Записка 1820 г.).


Итак, крестьяне отнюдь не собственность помещиков. Крепостное право – отнюдь не 
«право», а злоупотребление, дурная «привычка», обусловленная «незаботливостью 
державной власти». Власть помещика над крестьянами есть власть поставленного 
над ними чиновника, и потому пользование этою властью подлежит контролю со 
стороны государства, награждению и наказанию. Мало того: «закон и правительство 
должны блюсти», чтобы «удаление от благородных чувствований неминуемо влекло за 
собою извержение из благородного сословия», т. е. из помещиков. Тут уж Каразин 
высказывал, хотя и не вполне определенно, мысль о лишении помещиков «вверенных» 
им крестьян в случае злоупотребления властью, данной помещикам лишь для 
попечения о крестьянах, – мысль, которая и в голову не приходила тогдашним 
либеральным противникам крепостного права.
Если у помещика нет никакого права на крестьян, а есть только власть над ними, 
то он не имеет никакого права на какие-либо повинности с их стороны в свою 
пользу в качестве их владельца, каковым он вовсе не состоит. Право его на 
повинности возникает из того факта, что земля, которою пользуются крестьяне, 
предоставлена государством в его собственность, потому размер этих повинностей 
должен соответствовать выгодам, получаемым крестьянами от пользования этою 
землею.
Вопрос о взаимных отношениях крестьян и помещиков занимал Каразина с ранней 
молодости. Еще в 1792 году, когда он вступил в управление имениями, 
пожалованными его отцу Екатериною II, и когда, следовательно, ему было всего 19 
лет, он задумывался над вопросом об этих отношениях. В 1795 году он уже устроил 
в имении Кручик сельскую думу, о которой мы будем говорить ниже, а в 1805 году, 
тотчас по оставлении службы и поселении в деревне, он регламентировал 
повинности своих крестьян, которые они должны были нести по отношению к нему 
как помещику. Регламентация эта выражалась следующим образом.
Каждому крестьянину, или, по выражению Каразина, «поселянину», достигшему