касты, в которую доступ посторонним элементам был закрыт и выход из которой был 
возможен только в исключительных случаях. Таким образом, желания Каразина 
относительно духовенства осуществились только через полвека.
Капитальнейшим вопросом внутренней жизни России в эпоху Каразина был вопрос о 
крепостном праве. Однако, ввиду важности этого вопроса. и интереса, 
представляемого взглядами и деятельностью Каразина в этом отношении, мы 
посвятим им ниже особую главу.
Как ни неполны наши сведения о политических воззрениях Каразина, нельзя не 
видеть, что он далеко не во всем сходился с Александром I. Последний, например, 
еще в 1821 году, на конгрессе в Лайбахе, заявлял: «Я люблю конституционные 
учреждения и думаю, что всякий порядочный человек должен их любить». В начале 
же своего царствования Александр I был просто влюблен в конституционный образ 
правления, усиленно желал ввести его в России и был несказанно огорчен, когда 
при первом же обсуждении этого вопроса в частном комитете, составленном 
Александром I из своих друзей, выяснилось, что в России не было элементов, на 
которые могла бы опереться конституционная форма правления. Такими же 
конституционалистами были и ближайшие советники Александра I, вышеупомянутые 
«неразлучные». Однако, как видно будет из нижеприводимого эпизода столкновения 
сената с Александром I, Каразин был едва ли не единственным сторонником 
ограничения монархической власти, настолько искренним, чтобы постоять за этот 
принцип на деле, не заботясь о последствиях лично для себя. Другие 
довольствовались лишь выражением своих либеральных убеждений, благо это не 
только не могло повредить, но было даже весьма приятно императору; когда же 
дело доходило до практического отстаивания принципа, они скромно отмалчивались. 
Эта-то последовательность Каразина, его прямота и искренность, по-видимому, 
всего более и привлекли к нему Александра I, несмотря на резкое несогласие их в 
воззрениях по некоторым важным вопросам. Александр I инстинктивно должен был 
чувствовать, что в воззрениях Каразина значительная доля правды и что во всяком 
случае мнения его имеют высокую цену как человека глубоко правдивого. В своих 
письмах Каразину, в которых выразилось самым несомненным образом дружеское 
расположение Александра I к Каразину и которые Державин в своих «Записках» 
называет «дружескими рескриптами», император не раз выражал, как высоко он 
ценит правдивость Каразина. Между прочим, в письме от 12 декабря 1801 года, в 
день своего рождения, Александр писал: «Продолжайте всегда говорить так 
откровенно, если б даже вы и заметили, что это мне не нравится; верьте, что 
рано или поздно я буду уметь оценить подвиг, влекущий вас».
Благоволение Александра I к Каразину было настолько очевидным, выражалось в 
столь резких формах, что не могло не броситься всем в глаза и не послужить 
предметом зависти. Помимо чинов и орденов, которым Каразин не придавал особой 
цены, благоволение Александра I выражалось в более ценной для Каразина форме – 
переписке с ним, свободном допущении его к своей особе, поручении ему разных 
щекотливых дел и, наконец, в публичных выражениях ему своих дружеских чувств. 
Один из случаев последнего рода имел место в чопорной Москве и поразил тамошнее 
спесивое барство. Главнокомандующий в Москве, граф Салтыков, давал бал для 
императора. На этому балу, на котором присутствовали только сливки тогдашнего 
барства, был замечен неизвестный человек, которого никто не приглашал. Хозяин 
бала послал к нему одного из чиновников спросить, кто он и зачем здесь; но в 
это время вошел император, который, увидев Каразина, – так как неизвестный 
гость был он, – подозвал его и рекомендовал хозяину, извиняясь, что он не 
предварил его об этом госте. Чопорная Москва была удивлена таким вниманием 
императора к неизвестному человеку, который по справкам оказался просто 
незначительным помещиком.
Благоволение императора к Каразину выразилось также в том внимании, которое 
Александр I проявлял к рекомендациям со стороны Каразина лиц для занятия разных 
должностей и награждения их. Так, известно, что по указанию Каразина академик 
Фус был назначен членом главного правления училищ, И.И. Бахтин – харьковским 
губернатором, многие другие лица получили награды и т. д.
Из числа щекотливых поручений, которые давал Александр I Каразину как человеку 
глубоко честному, более или менее подробные сведения имеются о поручении по 
делу калужского губернатора Лопухина. Сведения эти сообщает Державин в своих 
«Записках».
Лопухин был отчаянным взяточником и вымогателем. Между прочим он выпросил 
взаймы у фабриканта Гончарова 30 тысяч рублей, а затем возбудил против него 
преследование за происходившую будто бы в его доме запрещенную карточную игру, 
причем обещал прекратить следствие, если Гончаров возвратит вексель на занятые 
деньги, а в противном случае грозил сослать его в Сибирь. Гончаров вынужден был 
возвратить вексель. В другой раз Лопухин взял 75 тысяч рублей за прекращение 
дела об убийстве помещиком Хитровым своего родного брата. О злоупотреблениях 
Лопухина императором было получено безымянное донесение. Он поручил Каразину 
съездить частным образом на место и проверить донесение. Каразин отправился в 
Калужскую губернию, раскрыл массу злоупотреблений Лопухина, собрал 
доказательства и представил их императору. Тогда 'и было назначено формальное 
следствие, порученное Державину как сенатору. Последний отправился в Калугу с 
Каразиным и при его помощи и по его указаниям установил 34 важных преступления 
Лопухина, не считая неважных. У Лопухина были могущественные покровители, но 
благодаря особенному вниманию Александра I к этому делу – вниманию, вызванному, 
очевидно, участием в нем Каразина, Лопухин был осужден и понес заслуженную кару.

Сам Каразин считал своим долгом доводить до сведения государя о 
злоупотреблениях, о которых ему приходилось узнавать, особенно если эти