К этому же времени относится работа, которую мы уже неоднократно цитировали, но 
о которой умышленно до сих пор не говорили – «Мемуары». Вся история с этим 
трудом, от которого общим достоянием осталось очень небольшое число страниц, 
имеющих дело только с детскими годами автора, – история очень странная и темная.
 Сущность ее в коротких словах следующая. Писанием мемуаров Гейне занимался 
давно, и в 1840 году у него было приготовлено уже материала на целых четыре 
тома. Затем, вследствие известного нам обязательства поэта перед Карлом Гейне, 
а также, как он сам объясняет, перемены в его религиозных убеждениях, которые в 
этой первой редакции мемуаров представлялись совершенно атеистическим 
характером, труд этот подвергся радикальной переработке и сокращениям почти 
наполовину, и в 1854 году, сообщая об этом своему издателю Кампе, автор выражал 
надежду уже в этом году окончить большую часть и немедленно выпустить его в 
свет. Но это не осуществилось, и еще в 1855 году, даже за несколько дней до 
смерти, мы видим поэта усердно пишущим все те же записки. Рукопись (объем ее, 
по словам Мейснера, видевшего ее уже после смерти автора, но именно только 
видевшего, а не читавшего, даже не просматривавшего, так что, может быть, тут 
было много и другого «посмертного», составлял около 600 писаных листов) 
осталась во владении вдовы. Почему она не приступала к печатанию «Мемуаров», 
хотя бы с исключением всего того, что касалось родственников (ведь не только о 
них говорилось, конечно, в записках), для нас неизвестно и непонятно уже потому,
 что опубликование такого труда доставило бы ей значительную материальную 
выгоду; но что еще в 1867 году, то есть через одиннадцать лет после смерти 
поэта, мемуары были в руках Матильды, видно из ее собственного заявления, что в 
этом году Максимилиан Гейне (врач русской службы), приезжая в Париж, был у нее, 
читал мемуары и тут же самовольно уничтожил значительную часть их; это же 
подтверждается свидетельством одного из родственников поэта, что Матильде едва 
удалось вырвать из рук Максимилиана несколько листов, которые впоследствии были 
напечатаны. Прёльс делает по этому поводу следующее замечание:
«Подобное насильственное посягательство на ценную собственность женщины, 
которая заводила уже два процесса из-за литературного наследства своего мужа, и 
притом еще в чужом государстве, было слишком опасно, чтобы можно было решиться 
на него. Я скорее убежден, что Максимилиан Гейне получил большую часть мемуаров 
только с согласия вдовы, за известное вознаграждение, и что он или 
действительно уничтожил их, или оставил у себя на сохранение. В пользу 
последнего предположения говорит то обстоятельство, что в „Воспоминаниях“ 
Максимилиана, написанных уже после посещения им Матильды, он говорит о 
„находящихся еще в рукописи мемуарах“. Быть может, эта выдача мемуаров 
Максимилиану находилась в связи с духовным завещанием умершего в 1865 году 
Карла Гейне, где был пункт об удвоении пенсии Матильды. Что Максимилиан Гейне 
предоставил ей для напечатания небольшую часть записок, объясняется, по нашему 
мнению, тем, что в этой части блестящим образом была опровергнута унизительная 
характеристика отца поэта, сделанная Штродтманом в его биографии. Матильда же 
не напечатала и эту часть при своей жизни, потому что уже прежде обязалась 
Карлу Гейне вообще не печатать ни одной строки мемуаров до тех пор, пока ей 
аккуратно будет выплачиваться пенсия…»

Только после ее смерти перешедшая в собственность бывшего секретаря Гейне, г-на 
Юлия, часть мемуаров была продана за 16 000 франков издателю журнала 
«Gartenlaube», где она скоро после того и появилась. Читатель видит, таким 
образом, что многое в этой истории остается неразъясненным, между прочим и 
вопрос – почему, если рукопись мемуаров действительно существует, собственники 
держат ее взаперти, а не выпускают в свет, с исключением всего того, что может 
быть так или иначе оскорбительно для их семейной чести?.. Как бы то ни было, но 
в пользовании публики остается покамест только ничтожная часть этого труда, – 
ничтожная в количественном и не особенно важная в качественном отношении. Что 
касается тона, в котором были написаны все уничтоженные теперь или хранящиеся в 
чьих-нибудь шкафах страницы, то о нем можно судить по тому, что, уже дописывая 
последние строки, Гейне с жестоким смехом сказал присутствовавшей при этом 
женщине: «Теперь они (то есть те, о которых шла речь в мемуарах) в моих руках. 
Мертвыми или живыми – я уже не выпущу их. Берегись всякий, кто будет читать эти 
строки, если он осмеливался когда-либо нападать на меня! Гейне не умирает, как 
первый встречный, и когти тигра переживают самого тигра…» Уже одно это говорит 
очень убедительно против той объективности мемуаров, при которой они только и 
могли бы сохранить свою полную ценность; и в то же время какой это драгоценный 
лишний штрих для характеристики Гейне как человека: даже умирающий, он полон 
чувства мести против «задевавших» лично его и, быть может, пожертвует 
значительной долею правды, чтобы удовлетворить эту жажду личного мщения!.. 
Женщина, о которой мы только что упомянули, была та, которая смогла в этом уже 
совершенно разрушенном организме, весьма незадолго до его смерти, вызвать 
страстную, даже – как это ни удивительно – чувственную любовь, ибо только в 
таком состоянии можно было писать: «Я мертвец, томящийся жаждой по самым 
огненным наслаждениям, какие доставляет жизнь… это ужасно…» В стихотворениях, 
вызванных этою последнею страстью, предмет ее обессмертен под именем «Мушка» 
(La Mouche); имя ее – Камилла Сельден – сделалось известным после издания ею 
воспоминаний о последних днях жизни поэта. Не останавливаясь здесь на 
касающихся ее биографических подробностях, заметим только, что она была 
немецкого происхождения, с самых молодых лет сделалась горячею поклонницею