тщеславному славолюбию, то есть по тем стимулам, которые были одинаково сильны 
в нем, почувствовал себя призванным к роли не поэта, для которого дороги также 
и интересы чистого искусства, а писателя политического.
«Этим сочинением, – писал он другу, – я приобрел себе в Германии множество 
приверженцев и громадную популярность; если буду здоров, то могу теперь сделать 
много; у меня теперь далеко разносящийся голос. Ты еще часто услышишь его 
гремящим против палачей мысли и попирателей священнейших прав. Я получу 
совершенно экстраординарную профессуру в университете высоких умов…»
Но в то же время личная безопасность благоразумно требовала принятия мер 
предосторожности, и поэтому Гейне, тотчас по выпуске второго тома, поехал на 
время в Лондон, чтобы там выждать, какие физические результаты повлечет за 
собою это издание. «Не боязнь заставила меня уехать, – писал он, – а просто 
закон благоразумия, советующий каждому ничем не рисковать там, где нельзя 
ничего выиграть». Но в Англию влекло его еще и другое существенное 
обстоятельство: ему хотелось лично ознакомиться с государственной жизнью, 
имеющей вполне парламентский характер, со свободными в полном смысле этого 
слова политическими убеждениями, с такими великими на этом поприще деятелями, 
как Георг Каннинг, – со всем тем, одним словом, чего не находил он в Германии, 
где, напротив того, встречались ему на каждом шагу «только совы, цензурные 
постановления, тюремный запах, чувствительные романы, вахтпарады, ханжество и 
тупоумие». И если Англия вселяла ему отвращение как поэту, то вызывала его 
глубокое, иногда даже восторженное сочувствие в другом – политическом и 
социальном отношениях. Как художник до мозга костей, он выразил свое 
негодование на Англию в словах: «Что за противнейший народ, что за 
отвратительнейшая страна!.. Страна, которую давным-давно проглотил бы океан, 
если бы не побоялся расстройства желудка. Народ – серое, зевающее чудовище, 
которого дыхание – не что иное, как удушливый газ и смертельная скука, и 
который, наверное, когда-нибудь повесится на колоссальном корабельном канате!..
» Но в то же самое время он, подъезжая к Лондону, завидев берег Темзы, 
восторженно приветствует «страну свободы, это новое солнце обновленного мира», 
и потом целые дни проводит в парламенте, слушая знаменитых либеральных ораторов,
 навеки запечатлевая в своей памяти речи Каннинга о правах народов, «те 
освободительные слова его, которые, как священный гром, раскатывались по всей 
земле и находили себе утешительный отголосок в хижине и мексиканца, и индуса…»
В самый день смерти Каннинга Гейне уехал из Англии и после кратковременного 
пребывания в Нордернее вернулся опять в Гамбург. Тут он выпустил в свет полное 
собрание написанных им до тех пор и в значительном числе уже бывших в печати 
стихотворений под общим заглавием «Книга песен» и за это издание в количестве 
десяти тысяч экземпляров, да сверх того еще с уступкой права на все последующие,
 автор имел удовольствие получить всего пятьдесят луидоров!..




«Книга песен». Титульный лист 1-го издания.


При таких денежных ресурсах, к которым, правда, присоединялись и скупные 
субсидии дяди, естественно, что наш поэт принял сделанное ему известным 
издателем, бароном Котта, предложение – переехать в Мюнхен и там принять на 
себя редактирование газеты «Politische Annalen», то есть дело, для которого он 
пригоден был менее, чем для чего-либо.




Иоганн Фридрих фон Котта, издатель.


Кроме чисто денежных соображений, в согласии поэта и в настоящем случае играло 
роль еще одно обстоятельство такого же материального свойства, а именно 
продолжавшееся неосуществление все еще налетавшего время от времени желания 
поступить на прусскую государственную службу; но к этому присоединялась причина 
и более, так сказать, внутренняя: перспектива увидеть себя в той роли 
либерального публициста, народного трибуна, герольда общественного мнения, в 
которую он уже отчасти вошел благодаря нескольким страницам «Книги Ле-Гран» и 
блистательный успех которой побуждал его сменить ею роль поэта-художника.





Генрих Гейне.
Работа Людвига Эмиля Гримма. 1827
.




В октябре 1827 года он отправился в Мюнхен и за все полугодовое время своего