жаркою последовательницею Ж.-Ж. Руссо и ее религиозные убеждения были построены 
на почве строгого деизма; правда, наконец, что все заботы о воспитании детей 
лежали исключительно на ней, и она была вся поглощена этими заботами. 
Неоспоримо все это, но другие, гораздо более веские факты представляют дело в 
совсем ином свете. Уже одно то обстоятельство, что эта женщина как истая дочь 
рационалистического XVIII века ставила на первый план разум и наиболее 
тревожилась мыслью о том, что ее Генрих, пожалуй, сделается когда-нибудь поэтом,
 – уже одно это обстоятельство, думаем, достаточно говорит в пользу того, что 
своим собственно поэтическим развитием Гейне обязан отнюдь не матери.
«В нас самих заключаются звезды нашего счастья,» – замечает он в своих 
«Мемуарах», сообщая тут же, что мать «боялась поэзии, вырывала из рук сына 
всякий роман, какой находила в них; запрещала ему ходить в театр, отстраняла от 
всякого участия в народных играх, наблюдала за его знакомствами, бранила 
прислугу, которая в его присутствии рассказывала истории о привидениях – делала,
 одним словом, все возможное, чтобы отдалять от него суеверие и поэзию».
Не от нее, по его собственному заявлению, унаследовал он «наклонность к 
фантастическому и романтическому», то есть к тому, что вошло самым существенным 
элементом в первоначальное творчество поэта; а если к вышеприведенному прибавим 
еще одно заявление сына, что «на господство над действительным направлением его 
мысли она никогда не покушалась и относительно него была олицетворением 
деликатности и любви» – то, кажется, имеем достаточное основание утверждать, 
что собственно на поэтическое развитие Гейне мать не только не оказала 
благоприятного влияния, но даже противодействовала ему.
С последним заявлением об отсутствии «покушения на господство над 
действительным направлением мысли» сына находятся, однако, в противоречии те 
сведения о системе воспитания Генриха, которые находим в его «Мемуарах» и 
которые являются для нас доказательством, что житейский путь, по которому пошел 
наш поэт и с которого он не сходил до конца своей жизни, был проложен ему 
отнюдь не матерью. Всю свою систему воспитания она сообразовала с теми 
«широкими и блистательными планами», которые строила для своего «Гарри», 
усматривая в его умственных способностях великолепные задатки для осуществления 
этих планов. То она, ослепленная блеском первой французской империи, 
подчинившей себе в эту пору Германию, и видя, например, как одна из ее подруг, 
дочь железного фабриканта, сделалась женой герцога и известного генерала, – 
начинает тоже грезить для своего Генриха «о самых золотых эполетах или о самых 
почетных должностях при дворе Наполеона» и, сообразно этому, заставляет его 
учиться разным военным наукам. То, с падением империи, она отказывается от этих 
стремлений и, будучи свидетельницей сказочного возвышения дома Ротшильдов, 
решает, что и сын ее может и должен сделаться денежной державой, вследствие 
чего – как увидим ниже – знакомит его с вексельным делом, с торговлею, через 
посредство учителей набивает его голову всевозможными предметами, имеющими 
отношение к сухопутной и морской торговле, к промышленности и тому подобному. 
То, когда вокруг нее начинают лопаться одно торговое предприятие за другим, она 
начинает придумывать для сына новую карьеру и, заметив общее процветание 
юридического, собственно адвокатского, сословия, решает, что Генриху непременно 
надо сделаться адвокатом – и отправляет его в университет слушать лекции по 
юридическому факультету. Мало того: мы имеем даже указание, что она, сперва 
энергично отклонившая предложение одного из учителей Генриха – окрестить этого 
последнего в католическую веру и посвятить его духовному званию, – впоследствии 
раскаивалась, что не сделала этого… И только «после стольких фиаско, – говорит 
сын, беспрекословно повиновавшийся ее распоряжениям, – она отказалась от 
верховного руководительства моею жизнью», – и прибавляет, что «именно она была 
виновата в бесплодности большинства моих попыток и стремлений на общественном 
поприще, так как ни одна из представлявшихся мне должностей не соответствовала 
моей натуре». Это не мешало, однако, поэту всю жизнь питать к матери 
глубочайшую, до благоговения доходившую любовь, которую он выразил и в 
нескольких из задушевнейших своих стихотворений. Да она и заслуживала этой 
любви, потому что только и жила мыслью и заботами о своих детях, и если Генрих 
Гейне как поэт нисколько не обязан ее влиянию, то в его умственном и 
нравственном развитии вообще она все-таки не осталась без довольно видной роли.
Очень любил Гейне и своего отца; но то, что нам известно об этом человеке по 
рассказам самого сына, представляет нам его – несмотря на нежность, которою 
проникнуты эти рассказы – в свете далеко не привлекательном, а, по крайней мере,
 в таком, при котором уже ни о малейшем нравственно благотворном, а уж подавно 
умственном образовательном влиянии не может быть и речи. Это человек очень 
добрый, помогающий бедным, насколько позволяют его средства, общительный, но 
весьма пустой, суетный, в душе которого, по очень меткому и образному выражению 
сына, «было вечное ярмарочное увеселение». В ранней молодости провиантмейстер 
или комиссар в свите принца Кумберландского (впоследствии короля Ганноверского),
 он приобретает в этой службе безграничную любовь к солдатскому сословию, «или, 
вернее, к игре в солдаты, – склонность к той веселой праздной жизни, в которой 
золотая мишура и яркие тряпки скрывают внутреннюю пустоту и упоенное тщеславие 
может выдавать себя за мужество»; парады, ловко скроенный мундир, звяканье шпор 
– вот что составляет предмет восхищения отца нашего поэта, и эти наклонности он 
продолжает сохранять и тогда, когда мы видим его уже скромным дюссельдорфским 
купцом, торгующим мануфактурными товарами. Переезжая в Дюссельдорф после 
женитьбы, он привозит туда с собой двенадцать лошадей, свиту охотничьих собак, 
какого-то негодяя – шталмейстера – и расстается со всем этим только по 
настояниям своей жены, женщины благоразумной и экономной. Умственные 
способности и развитие этого человека тоже стояли далеко не на высокой ступени,