Неудивительно, что при таких условиях римский народ нигде не находил 
необходимой поддержки и все быстрее и быстрее шел к падению. Самостоятельно же 
бороться с капиталом он не мог, тем более, что условия для процветания 
земледелия в Италии были очень неблагоприятные и все более ухудшались.
Прежде всего, стали быстро понижаться цены на хлеб и в скором времени угрожали 
достигнуть того минимума, с которым римский крестьянин не мог более 
конкурировать. Значительную роль и в этом печальном явлении играла 
недальновидная и эгоистическая политика сената. Дело в том, во-первых, что на 
римском рынке появились огромные массы дешевого заморского хлеба, дешевизна 
которого станет вполне понятной, если мы вспомним, что хлеб этот рос не на 
полях мелких собственников, а в крупных, обрабатываемых рабами и очень 
плодородных поместьях Сицилии, Африки и Востока. Далее, привоз морем обходился 
дешевле, не только на равные географические расстояния, но и при более 
неблагоприятных условиях.
Во-вторых, очень важную роль играли добровольные на деле или в теории 
приношения народов Востока и вассалов Рима вообще, желавших или добиться 
чего-нибудь, или выразить свою благодарность, или просто принужденным римским 
магистратом таким образом прославить его за свой счет.
Далее, магистраты и частные лица, желавшие добиться популярности и избрания на 
какую-нибудь должность, в свою очередь, раздавали народу большие дары, чтобы 
привлечь его внимание и привязанность.
Вследствие всех этих обстоятельств на римском рынке скоплялись огромные массы 
дарового или, по крайней мере, сравнительно очень дешевого хлеба, а это, 
конечно, должно было уменьшить спрос на более дорогой итальянский хлеб, 
вследствие чего цены на последний падали до того, что едва окупались расходы на 
обработку полей.
Ясно, какое огромное и роковое влияние это обстоятельство должно было оказать 
на судьбу лишенного всяких других доходов – от промышленности или мелкой 
торговли – римского народа. Сенат на это не обратил внимания: лишившись или 
видя себя в опасности лишиться в скором времени доходов с земледелия, 
аристократия перешла к другим занятиям: к скотоводству в крупных размерах и к 
формально запрещенной торговле.
Климатические условия Италии таковы, что скотоводство в обширных размерах здесь 
возможно лишь тогда и там, где можно менять пастбища, где летом можно уходить 
от зноя в горы, а зимой с гор опять спускаться в долины. Недаром горные жители 
самниты боролись с греками и другими обитателями долин – и те, и другие не 
могли вволю заниматься скотоводством, не вытеснив соперников из их владений. 
Теперь, когда вследствие Ганнибаловой войны были конфискованы огромные 
пространства земли, особенно в южной и средней Галлии, когда римские 
аристократы, занимая эти земли, соединяли в своих руках и горы, и долины, – 
теперь все условия для развития крупного скотоводства были налицо, и 
плодородные поля быстро стали превращаться в луга.
Наряду с этим на примере Катона мы могли проследить, как аристократия обходила 
закон 218 года, как вольноотпущенники от своего имени, но на капиталы своих 
бывших господ, вели крупную торговлю, соединялись в товарищества, уменьшая, 
таким образом, риск и приобретая римским консулам и цензорам громадные барыши.
Итак, аристократия не только не чувствовала на себе вредных последствий 
дешевизны хлеба, она даже непосредственно пользовалась ею: ведь привозной хлеб 
удовлетворял и ее потребности.
А между тем экономическое положение крестьянина становится все хуже и хуже. Не 
видя возможности продолжать самостоятельную обработку своего участка, он 
продавал его и надеялся хоть в качестве батрака найти средства пропитания для 
себя и своей семьи на полях соседнего магната. Но и эта надежда скоро оказалась 
обманчивой. Прежде всего, скотоводство требует сравнительно меньше труда, чем 
земледелие, а следовательно, и число необходимых рабочих далеко не так велико, 
каким оно было раньше. А затем – и это еще важнее – рабский труд был и дешевле, 
и выгоднее свободного.
Прежде всего, благодаря целому ряду войн число рабов быстро стало возрастать, а 
следовательно, и цена их падать. Так, завоеватель Македонии, Л. Эмилий Павл, 
продал в рабство 150 тыс. пленных эпиротов, а на главном рынке в Делосе в один 
день продавалось до 10 тыс. рабов. Естественно поэтому, что рабы стали дешевле, 
за исключением разве рабов-философов, рабов-педагогов, рабов-поэтов и так далее,
 которые, разумеется, представляли предмет роскоши, и потому в счет не шли.
Но, говоря о сравнительной дешевизне рабов, не следует забывать и других выгод 
рабского труда перед свободным. Так, например, рабы были совершенно свободны от 
военной службы как на суше, так и на море. Свободные же с цензом до 4 тыс. 
ассов были обязаны служить в войске, с цензом до 1500 ассов – во флоте.
Ясно, что при таких условиях свободные рабочие, арендаторы и надзиратели были 
решительно невыгодны своим господам, а потому неудивительно, что употребление 
рабского труда быстро распространилось и все более подкапывало экономическую, а 
затем и политическую самостоятельность и жизнь римского народа.
Начали складываться огромные латифундии. Известно изречение Плиния Старшего о 
них. “Латифундии, – говорил он, – погубили Италию, а скоро (погубят) и 
провинции”. Понять это в том смысле, что Италия, благодаря латифундиям, 
представляла едва ли не пустынную страну, в которой лишь там и сям паслись 
громадные стада, конечно, значило бы сделать крупную ошибку. Напротив, Италия 
во время империи была полна виноградных и оливковых плантаций; огородничество, 
птицеводство и так далее приносили большие барыши, – но барыши эти поступали не 
в карманы народа, а в карманы богатой аристократии, в карманы сенаторов, 
всадников и разбогатевших вольноотпущенников. Смысл изречения Плиния именно и