ожидании более естественной их классификации. Поэтому он нередко сам нарушает 
строгость своей системы, уступая требованию близкого сходства организмов, 
родства их. «Естественная система», которая носилась перед умами ученых 
прошлого столетия, выражала собой бессознательное искание родства, общности 
происхождения растений. Так, например, все семейство мотыльковых, или бобовых, 
Papilionaceae, отнесено Линнеем к классу Diadelphia, растений, у которых 
тычинки соединены в два пучка, тогда как у многих бобовых они соединены в один, 
и, следовательно, такие должны бы были принадлежать к Monadelphia. Тем не менее,
 это несомненные бобовые, и Линней не разлучал их, хотя насиловал при этом свою 
систему.
Зоологическая система Линнея не сыграла в науке такой крупной роли, как 
ботаническая, хотя в некоторых отношениях стояла и выше ее как менее 
искусственная; но она не представляла главных ее достоинств – удобства при 
определении. Линней был мало знаком с анатомией животных, которая в его время 
находилась еще в зачатке, не занимался анатомическими исследованиями, мало 
интересовался превращениями, которым подвергаются животные во время своего 
развития, так что в этом отношении стоял ниже некоторых из своих 
предшественников и современников, – таких, как Сваммердам или Реомюр. Его 
классификация животных еще очень груба, и существовала она недолго, тогда как 
ботаническая и до сих пор окончательно не вышла из употребления (в известном у 
нас школьном атласе Шуберта растения расположены по Линнею).

Линней делил всех животных на шесть классов: четвероногие, которых он позднее 
назвал млекопитающими, птицы, гады, рыбы, насекомые и черви. Первые четыре 
класса теперь составляют вместе типы позвоночных, причем гады распадаются на 
два класса – пресмыкающихся (Reptilia) и земноводных (Amphibia). Насекомые 
Линнея соответствуют теперешним членистоногим, содержащим в себе классы 
ракообразных, пауков, многоножек и насекомых в истинном смысле. Наконец,
черви
Линнея не имели никакого определенного значения; это было складочное место, 
куда он причислял всех остальных беспозвоночных животных, без всякого отношения 
к степеням их сходства. Эта противоестественная группа в настоящее время 
распалась почти без следа на отдельные типы и классы; лишь одно название – 
Vermes (черви) – применяется к одной группе животных, но и оно, по-видимому, 
скоро исчезнет из науки и теперешний тип Verme, в свою очередь, распадется.

Как на одно из крупных нововведений, сделанных Линнеем, укажем, что он первый 
отнес китообразных к млекопитающим, а не к рыбам, куда их причисляли еще и Рей, 
и Артеди.
Мы уже говорили, что основные идеи Линнея, которые он внес в науку (двойная 
номенклатура, система растений), были им выработаны за время его жизни в 
Голландии, когда ему не было еще тридцати лет. Остальную свою долгую жизнь он 
посвятил тщательному изучению и описанию растений и животных по разработанным 
им принципам. Первое издание его «Systema naturae», вышедшее в Лейдене в 1735 
году и положившее начало его известности (там уже были изложены начала половой 
системы растений), заключало в себе всего четырнадцать страниц in folio.
В 1767—1768 годах вышло двенадцатое издание этого сочинения в Стокгольме – 
последнее, которое он сам редактировал. Двадцать лет спустя, уже после смерти 
Линнея (в 1788 году), Гмелин в Германии выпустил «Systema naturae», значительно 
переработанную, тринадцатым изданием. Во что разрослись 14 страниц 
первоначального издания, можно видеть из следующего сопоставления: одно царство 
животных занимало в десятом издании «Системы природы» 823 страницы, в 
двенадцатом – уже 1326 страниц, и, наконец, в тринадцатом, Гмелиновском, – 3099,
 приблизительно одинакового формата.
Работы Линнея дали огромный толчок систематической ботанике и зоологии. 
Выработанная терминология и удобная номенклатура облегчили возможность 
справиться с огромным материалом, в котором прежде так трудно было разобраться. 
Вскоре все классы растений и животного царства подверглись тщательному изучению 
в систематическом отношении, и количество описанных видов увеличивалось с часу 
на час.
Но важное научное движение, вызванное Линнеем, заключало в себе много 
недостатков. Знакомство с животными формами, основанное почти исключительно на 
их внешних признаках, не давало возможности глубже проникнуть в законы 
животного мира и стало тормозить научный прогресс зоологии. То, что в руках 
основателя и по его идее было только методом, в руках односторонних и 
ограниченных последователей сделалось самой целью исследования; для узких 
систематиков вся цель зоологии и ботаники стала представляться в том, чтобы 
описывать новые виды и классифицировать их; из науки о животных зоология 
превращалась в каталог животных, в науку об именах животных. При огромном 
авторитете, которым так долго пользовался Линней, его пренебрежение к анатомии 
и физиологии животных и растений дурно отозвалось на науке и на ученых его 
школы. Для Линнея не существовало вопроса о происхождении видов животных и 
растений на земле: «… столько существует видов, сколько сначала было создано 
бессмертным Существом», – говорит он. Из этого вытекала, конечно, 
неизменяемость видов, признаваемая и раньше, а со времен Линнея сделавшаяся 
научной аксиомой: «… новые виды не возникают теперь», – стоит у Линнея на 
первой странице первого издания «Systema naturae».
Но все это были необходимые стадии в развитии науки. Если бы учение о 
неизменяемости видов не вызвало стремления к детальнейшему их изучению и к 
точной оценке малейшего отклонения строения, никогда бы не накопилось такого