одаренные могут с успехом и увлечением заниматься только такими предметами, 
внутренний смысл которых им понятен. Самодовольные и ограниченные педагоги не 
раз выдавали неодобрительные аттестаты ученикам, которые не могли у них учиться 
единственно потому, что были от природы умнее своих учителей. То же случилось и 
с Линнеем; когда его отец приехал в Вексие и пошел в гимназию узнать об успехах 
сына, который учился там уже два года, ему сказали, что сын его – неспособный 
мальчик, ученье его не идет, и пастор из него, наверное, не выйдет; лучше было 
бы, если бы отец отдал его в обучение мастерству – к столяру или сапожнику.
Этот отзыв и дружественный совет почтенной коллегии жестоко огорчил и обидел 
бедного пастора, и, надо думать, Линнею досталось на этот раз за его 
безрассудную любовь к ботанике (ею он продолжал заниматься беспрерывно). Отец 
собирался уже взять юношу из гимназии и последовать совету гимназического 
начальства, но случай столкнул с добрым и порядочным человеком, который 
отговорил его от этого намерения и таким образом спас Карла. Это был местный 
врач Ротман; он был хорошим приятелем начальника той школы, где Линней начал 
свое учение, и от него знал об исключительной наклонности и дарованиях мальчика.
 Выслушав горькую жалобу отца, доктор сказал ему следующее: «Действительно, 
учителя, вероятно, правы, что из вашего Карла не выйдет толковый пастор; но я, 
со своей стороны, думаю, что из него выйдет знаменитый врач; а врач, в конце 
концов, не хуже проповедника заработает себе на пропитание». Ротман не 
ограничился добрым советом, а предложил отцу взять его сына к себе и лично 
надзирать за его ученьем.
Карл, со своей стороны, стал горячо просить отца оставить его в гимназии, и 
отец согласился. Но мать его долго не могла примириться с мыслью, что не увидит 
своего старшего сына на церковной кафедре; наконец она утешилась тем, что 
перенесла свои надежды на младшего сына, родившегося на одиннадцать лет позднее 
Карла, Это был единственный брат Линнея; он впоследствии действительно сделался 
пастором и унаследовал место своего отца в Стенброгульте. Кроме него, у Линнея 
было еще три сестры.
У Ротмана занятия «неуспевающего» гимназиста пошли лучше; доктор начал его 
понемногу знакомить с медициной и даже – вопреки отзывам учителей – заставил 
полюбить латынь. Для этого он не стал его держать над грамматикой и вместо 
Корнелия Непота и Цицерона дал ему Плиния. В сочинениях Плиния заключается 
целая энциклопедия естествознания древнего мира; молодой натуралист принялся с 
жаром за их изучение, и скоро скучная и трудная латынь стала ему легкой и 
веселой.
В XVIII веке латинский язык был международным языком всего ученого мира; изучая 
Плиния, Линней выучился и сам писать по-латыни и впоследствии писал не только 
свои сочинения, но и частные письма на этом языке, по обычаю своего времени; но 
на его латинском остался навсегда отпечаток слога Плиния, его главного учителя. 
Впрочем, знатоком этого языка он не сделался и писал с ошибками.
Кроме Плиния, Линней познакомился также у Ротмана с сочинениями Турнефора, 
первого ботаника того времени, и стал изучать растения по его методу.
В гимназии, вероятно, были удивлены неожиданным преуспеванием этого бездарного 
ученика и, кажется, продолжали относиться с недоверием к успехам, достигнутым 
«не по их методу». По крайней мере, когда он в 1727 году окончил гимназию, 
ректор ее, Крон, в свидетельстве, выданном Линнею для поступления в университет,
 поместил следующую витиеватую аттестацию:
«Юношество в школах уподобляется молодым деревьям в питомнике. Случается иногда,
 – хотя редко, – что дикая природа дерева, несмотря ни на какие заботы, не 
поддается культуре. Но пересаженное в другую почву дерево облагораживается и 
приносит хорошие плоды.
Только в этой надежде юноша отпускается в академию, где, может быть, он попадет 
в климат, благоприятный его развитию».
С этой сомнительной рекомендацией в кармане Линней отправился в Лунд, ближайший 
университетский город Швеции. Здесь у него был родственник, священник и 
профессор Гумерус, на протекцию которого он возлагал большие надежды. Однако, 
въезжая в Лунд, Линней услышал колокольный звон, и на вопрос «Чьи это 
похороны?» – получил ответ: «Хоронят священника Гумеруса».
С тех пор в течение всей своей жизни Линней не мог равнодушно слышать 
колокольного звона.
Случайно все-таки у него оказался здесь один знакомый профессор, который 
записал его в число своих слушателей, причем Линнею удалось не предъявлять 
своего малоутешительного свидетельства.
Линнею было 20 лет, когда он поступил в университет; педагогические 
неудовольствия теперь для него кончились; «неуспевающий» ученик в гимназии стал 
заниматься в университете с блестящим успехом. Но зато теперь наступила пора 
материальных лишений и тяжелой борьбы за существование. У отца его не было 
средств для содержания сына в университете, и Линнею приходилось в студенческие 
годы терпеть иногда горькую нужду.
В Лунде в нем принял участие профессор медицины Килиан Стобеус; он обратил 
внимание на него как на прилежного студента, увидел его нужду и, по примеру 
доктора Ротмана, предложил Линнею поселиться в его доме. У Стобеуса оказалась 
хорошая библиотека, коллекции минералов, птиц, раковин, сушеных растений, и 
Линней с жадностью погрузился в науку. Мать Стобеуса пожаловалась однажды сыну, 
что в комнате Линнея всю ночь горит огонь: «Верно, он забывает тушить свечу, 
засыпая: как бы не наделал пожара». Профессор неожиданно пришел ночью в комнату 
студента и застал его не спящим, а погруженным в чтение: он изучал книги, 
которые дал ему один товарищ-немец, имевший разрешение брать книги из 
библиотеки Стобеуса. На другой день Стобеус дал Линнею позволение неограниченно