ются наши мысли, и не говорим сами, что-то говорит через нас. Все это 
ведет
напрямую к автоматизму и ранне- му сюрреализму. Индивидуальность и осознанный 
талант
— пагубные иллюзии, как, собственно, и «эго». «Я, — сказал Рембо в своем 
известном
изречении, — это другой». Он следовал самым крайним тенденциям, отраженным у 
Бодлера,
без каких-либо ограничений, которые Бодлер на них накладывал. Для Рембо было
недостаточно постоянно «опьяняться», как вроде бы советовал Бодлер. Он следовал 
по пути
намеренного безумия: «Поэт должен сделать себя провидцем, долго, мучительно и
обоснованно выводя из равновесия все свои чувства». Способности нужно раскрыть: 
«Их
нужно пробудить! Наркотики, ароматы! Яды, которыми дышала Сивилла!» Вряд ли его
могла удержать дурная слава абсента, скорее — наоборот.
Рембо иногда вел себя как одержимый. Например, он не просто завшивел, но 
ухитрялся
бросать вшей в проходивших мимо священников. Он провоцировал Верлена грубо
обращаться с женой и, возможно, поставил себе целью разрушить их брак. Он мешал 
читать
чужие стихи, приговаривая «merde»* [Дерьмо (франц.). (Примеч. пер.)] в конце 
каждой
строки, а когда фотограф Каржа попытался ему помешать, выхватил шпагу из трости
Верлена и кинулся на него. Однажды, когда они пили с Верленом и друзьями в 
«Cafe Rat
Mort»* [«Мертвая Крыса». На посуде были изображены две крысы, дерущиеся на 
шпагах, и
крысы-секунданты в цилиндрах.], он попросил Верлена положить руки на стол, 
чтобы
провести опыт, — и исполосовал ему руки ножом. В другой раз Рембо пил с 
Антуаном Кро.
Когда тот, ненадолго отлучившись, вернулся к столику, он заметил, что его пиво 
неприятно
пенится. Рембо добавил туда серной кислоты.
Жена Верлена Матильда очень страдала от безумной страсти ее мужа. Однажды, 
когда
Верлен уехал с Рембо путешествовать, она нашла у него в столе несколько 
странных писем
от Рембо. Она рассказала об этих письмах братьям Кро, и Антуан сказал, что, по 
его мнению,
Верлен и, особенно, Рембо обезумели от абсента.
Биограф Рембо Энид Старки пишет, что обычно он проводил время в разных кафе на
бульваре Сан-Мишель, где поддерживал более или менее постоянное опьянение. 
Нравилось
ему и кафе «Академия» на улице Сан-Жак, о чем он писал своему другу Делаэ:
Parmerde*, 72 число, примерно Июнь
*[ Несуществующее слово, образованное от «merde» — «дерьмо». Может быть
междометием, вроде божбы, но здесь — по-видимому — как бы название места. 
(Примеч. пер.)]
Mon ami* [Мой друг (франц.)],
Здесь есть одно питейное заведение, которое _____мне нравится. Да здравствует 
Академия Абсомфа,
несмотря на недоброжелательность официанта! Самое нежное, самое трепетное из 
одеяний — это
опьянение, вызванное абсомфом, этим мудрецом из ледников! Если бы только, после,
 лечь в
дерьмо!
Примерно в то же время он написал стихи «Комедия жажды», где говорит о
намеренном самоуничтожении посредством алкоголя, ничуть не похожем на 
благодушное
пьянство, которого искал Верлен. В стихах беседуют голоса, включая «Друзей» в 
третьей
части:
Идем! вдоль побережий
Вином залит простор!
Потоком биттер свежий,
Течет по склонам гор!
Туда — толпой бессонной, —
Где взнес абсент колонны!
Поэт отвечает:
Я: Стран этих чужд поэт.
Прочь опьяненья бред!
Милее мне, быть может,
В болоте гнить, где тины
И ветер не встревожит,
Качая ив вершины*.
[Перевод М. Кудинова, в кн.: Рембо А. Пьяный корабль: Стихотворения. М.: ЭКСМО-
Пресс, 2000. С. 202. (Примеч. пер.)]
Идея жажды часто встречается у Рембо, иногда — как метафора желания. Что 
касается
метафорического опьянения, его самые известные стихи, вероятно, это «Пьяный 
корабль» о
бегстве прочь, растворении в океане и, наконец, разочаровании.
Вкусней, чем мальчику плоть яблока сырая,
вошла в еловый трюм