ра...
А ночь принадлежит одной тебе.
Йейтс пишет, что один из членов Клуба стихотворцев (возможно, Саймоне) увидел
пьяного Доусона в дьеппском кафе с женщиной, которую высокомерно именует 
«особенно
вульгарной шлюхой» — видимо, слишком жуткой даже для Доусона. Тот схватил друга 
за
рукав и возбужденно прошептал, что у них есть что-то общее. «Она пишет стихи! 
Совсем как
Браунинг с женой!»
Абсент очень часто упоминается в письмах Доусона, рисующих ночную жизнь 90-х, 
от
которой мурашки ползут по телу. Обычно Доусон и его друзья встречались в 
кабачке
«Петух» на Шафтсбери-авеню. Те, кто приходил после шести, уже заставали его 
там; он пил
абсент и царапал стихи на клочке бумаги или на конверте. Около семи они уходили 
либо в
театр, который Доусон не особенно любил, либо в ресторан на Шервуд-стрит, где 
Доусон
влюбился в Аделаиду. Иногда бывало и потяжелее — скажем, в июле 1894 года, 
когда
Доусон пил с актером Чарльзом Гудхартом. В то время Доусон и его друзья 
помогали
больной девушке по имени Мэри, возможно — актрисе, которая приняла слишком 
большую
дозу наркотиков и заболела «мозговой горячкой», а все они страшно перепугались.
Мы с Гуди встретились вечером. С ним был очаровательный человек — 
двадцатилетний
любитель опиума, который сбежал со своей кузиной и теперь собирается на ней 
жениться.
Встретились мы в семь, в «Петухе», и до девяти выпили по четыре абсента. Потом 
мы пошли и
поели почек, потом каждый из нас выпил по два абсента в «Короне» на 
Черинг-Кросс-роуд, а там
— еще по абсенту у Гуди в клубе. Значит, всего — по семь абсентов. Это сильно 
подействовало на
нас, но не на любителя опиума. Он привез нас обратно в кебе в Темпл. Сегодня 
утром мы с
Гудхартом явственно дергались. Мне нездоровится. Собственно, можно сказать, что 
наше горе мы
достаточно утопили в вине и должны несколько дней ограничиться чем-нибудь, не 
крепче
лимонада и стрихнина. Но все-таки мы ужасно переволновались. Жаль, что ты не 
знал Мэри
получше. Она была необычайно очаровательной, пленяла не только мужчин, но и 
женщин. Мисси
и ее мать она завоевала мгновенно, хотя мамаша не испытывала совершенно никакой 
симпатии к
безупречным невестам, да и вообще к кому бы то ни было.
Но, должен сказать, я чертовски рад, что ее больше нет.
Пиши о своих новостях и прости мою бессвязность. Рука у меня отнялась, а в 
голове страшно
шумит.
Иногда такого утра хватало, чтобы Доусон еще раз задумался о зеленом зелье. В
феврале 1899 года он озаглавил письмо к Артуру Муру «Виски против абсента», а 
направил
его как бы «в Верховный суд, Отдел крепких напитков»:
Вообще-то не стоит напиваться зеленой жидкостью. Длительностью воздействия она 
уступает
старому доброму скотчу... я проснулся сегодня совсем разбитый, с горечью во рту.
.. Насколько я
понимаю, от абсента шлюха становится нежнее. Кроме того, он очень портит цвет 
лица... У меня
никогда не было такого дебошного [sic] вида, как этим утром.
Обычно Доусон не так бранил абсент. Пили они с друзьями в «Cafe Royal», рядом с
Пикадилли — пышном заведении, устроенном по образцу французских кафе Второй
империи; там он всегда с нетерпением ждал выпивки. «Да пошлют мне боги стакан 
абсента!
Доброе старое "Cafe Royal", — писал он Артуру Муру. — Мы пойдем в "Cafe Royal", 
к
абсенту, он может меня оживить... » Написано это за несколько месяцев до смерти.
 Еще
позже он писал: «Я когда-нибудь направлю свой неровный маршрут к № 7 [в 
Линкольнз-
Инн-Филдс, где жил Артур Мур], и мы выпьем абсента, как бы вреден он ни был».
Стихотворение в прозе Доусона об абсенте, «Absintha Taetra» («Ужасный абсент»),
примечательно