ов несколько раньше, чем человекообразные, отношения семейные. 
Семья состоит из самца, одной-двух самок и детей. Подросшие дети обоего пола 
изгоняются. В местах кормежки семьи объединяются в группы. Многие специалисты 
считают, что изначальная структура сообщества предков человека во времена 
древесного образа жизни напоминала структуру гиббонов. Главный аргумент в 
пользу исходной моногамности – сохранение у человека инстинкта ревности. Этот 
инстинкт, как мы видели, ослаблен или даже отсутствует у обезьян с групповыми 
формами брачных отношений. В пользу парного брака говорит и наличие у мужчин 
пусть слабой, но все же несомненной потребности заботиться о своей женщине и ее 

детях, чего начисто лишены человекообразные. Но если бы предки человека всегда 
так и оставались моногамами, то им не нужны были бы инверсия доминирования 
перед спариванием, поощрительное спаривание и перманентная готовность к нему. 
Все это нужно при групповом браке по типу верветок. 
      Поэтому этологи согласны с этнографами: на каком-то этапе эволюции предки 

человека свернули к групповому браку с заботой прамужчин о праженщинах, и на 
этом этапе праженщины претерпели серьезные эволюционные изменения.
      Пока предки человека жили на деревьях, враги были им не очень страшны и 
сочетание парных семей с групповым владением территорией соответствовало 
особенностям их среды обитания. Когда же они спустились на землю и начали 
осваивать открытые ландшафты, где много хищников, от которых некуда скрыться, 
их группы должны были сплотиться в оборонительную систему, как это по тем же 
причинам произошло у павианов (и в меньшей степени у остающихся под прикрытием 
деревьев шимпанзе и горилл). К тому же из-за перехода к питанию корневищами и 
семенами растений они утратили главное оборонительное оружие приматов – острые, 

выступающие клыки (такие клыки не позволяют челюстям делать боковые движения, 
нужные при перетирании твердых корневищ и семян). Сохранение в сплоченной 
социальной группе, построенной на иерархии, парных отношений полов затруднено. 
Поэтому неудивительно, что и гориллы, и шимпанзе, и павианы перешли к 
«обобществлению» самок либо всеми самцами в группе, либо ее иерархами. Самцы 
при этом полностью подавили самок и не кормят ни их, ни их потомство, самки 
вполне справляются с этим сами, благо основная пища человекообразных — побеги и 

листья – имеется в достатке. Но предки человека пошли несколько другим путем – 
к групповому браку с усилением участия самцов в заботе о самках и детях. Тому 
были веские причины.
      
      Эпилог: беда в том, что люди рано стали людьми
      
       В конце сороковых годов замечательный советский исследователь, генетик 
человека С. Давиденков выдвинул гипотезу: биологическая эволюция от обезьяны к 
человеку была исключительно быстрой на последнем этапе и далеко не прямой. 
Естественный отбор решал уйму совершенно новых задач, многое решалось как бы 
вчерне. Если бы человек и дальше эволюционировал как обычный биологический вид, 

все решения были бы в конце концов найдены, отшлифованы, все лишнее убрано.
       Но в самый разгар биологической эволюции случилось невиданное – человек 
в значительной мере вышел из-под влияния естественного отбора незавершенным, 
недоделанным. И таким остался навсегда. (Чтобы быть совсем точным: человек ушел 

не от всех воздействий отбора. Например, отбор на устойчивость к заразным 
болезням, от которых нет вакцин и лекарств, продолжает действовать. Может 
изменяться и поведение. Если долго не будет найдено средство от СПИДа, то в 
охваченных пандемией популяциях в Африке будет происходить отбор, увеличивающий 

в популяции число людей, генетически склонных к строгой моногамии, поскольку от 

СПИДа умирают и сексуальные партнеры, и их дети.)
       А вышел человек из-под действия отбора потому, что главным условием 
успеха стала не генетически передаваемая информация, а внегенетически 
передаваемые знания. Выживать стали не те, кто лучше устроен, а те, кто лучше 
пользуется приобретенным и с каждым поколением возрастающим знанием о том, как 
строить, как добывать пищу, как защищаться от болезней – как жить. Так и 
осталось, например, нерешенным противоречие между громадной головой ребенка и 
недостаточно расширившимся – из-за необходимости быстро ходить — тазом женщины, 

и поэтому роды тяжелы, мучительны и опасны.
       Специализация «по интеллекту» сопровождалась неизбежным удлинением 
периода обучения: мало иметь большой мозг, его нужно еще заполнить знаниями, а 
делается это успешно только в период, когда в нем образуются новые структуры и 
связи, то есть в детстве, до наступления половой зрелости. Поэтому детство у 
человека, по сравнению с млекопитающими сходных размеров, чрезвычайно 
растянулось. Щенок дога за год вырастает до размеров взрослого человека, 
успевает научиться всему, что нужно в самостоятельной жизни, и уже способен 
размножаться. Более интеллектуальные человекообразные достигают 
самостоятельности не столь быстро – к 3–4 годам, а половозрелости – лишь к 6–10 

годам.
       Человек созревает в половом отношении еще медленнее, к 12–14 годам, а 
самостоятельным ста