Бэл, 
Хоа, Милитта — Арба-ил 
или 
Четверичный Бог. становится у христиан 
Троица Бог Отец, 
Бог Сын, 
Бог Святой Дух, Мария, или матерь этих трех Богов, 
так как они — одно, 
или христианский Небесный Тетрактис.          
       Поэтому Хеброн, город кабиров, назывался Кирджат-Арба, город Четырех. 
Кабирами были Аксиерос — благородный Эрос, Аксиокерсос, достойный рогатый, 
Аксиокерса, Деметр и Кадмиэль, Хоа. 
       Пифагорейское десять обозначало Арба-Ил или божественное Четыре, 
символизированное индусским Лингамом: Ану, 1; Бэл, 2; Хоа, 3, что составляет 6. 
Триада и Милитта, как 4, составляют десять. 
       Хотя его называют “первичным человеком”, Эннойя, который подобен 
египетскому Пэмандру, “силе божественной мысли”, первому доступному пониманию, 
проявлению божественного духа в материальной форме, он аналогичен 
“единородному” Сыну “Непознаваемого Отца” всех других народов. Он есть символ 
первого появления божественного Присутствия в своих собственных трудах творения,
 осязаемых и видимых, и поэтому постижимых. Сокровенный Бог, или вечно 
непроявленное божество, оплодотворяет через Свою волю Битос, неизмеримую и 
беспредельную глубь, которая пребывает в молчании (Sige) и тьме (для нашего 
разума) и которая представляет абстрактную идею всей природы, вечно 
производящего Космоса. Так как ни мужское, ни женское начало, слитые в идее 
двуполого божества в концепциях древних, не могли бы быть поняты заурядным 
человеческим рассудком, — теологии каждого народа пришлось создавать для своей 
религии Логоса, или проявленное Слово, в той или иной форме. У офитов и других 
гностиков, взявших свои модели непосредственно с более древних оригиналов, 
непроявленная Битос и ее мужской двойник производят Эннойю, а эти три в свою 
очередь производят Софию,163 завершая этим Тетрактис, который будет эманировать 
Христоса, самую сущность Духа-Отца. В качестве Непроявленного, или сокровенного 
Логоса в своем латентном состоянии, он существовал извечно в Арба-Ил, в 
метафизической абстракции; поэтому он ЕДИН со всеми другими, как единство, 
последнее (включающее все) без различия называли Эннойя, Сиге (молчание), Битос 
и т. д. Как проявленный, он Андрогин, Христос и София (божественная мудрость), 
которые спускаются в человека Иисуса. Как показал Ириней, и Отец и Сын любили 
красоту (formam) первичной женщины,164 которая есть Битос — Глубь — так же как 
София; они объединенно произвели Офита и Софию (опять двуполое единство), 
мужскую и женскую мудрость; причем одна рассматривалась как непроявленный 
Святой Дух, или старшая София — Пневма — разумная “Мать всего”; другой — как 
проявленный, или Офит, представляющий божественную мудрость, павшую в материю, 
или Бого-человека — Иисуса, которого гностики-офиты представляли в виде змия 
(Офита). 
     Оплодотворенная божественным светом Отца и Сына, высочайшего духа и Эннойи,
 София производит, в свою очередь, две другие эманации — совершенного Христоса, 
и вторую — несовершенную Софию Ахамот,165 от ахамот (простая мудрость), которая 
становится посредником между интеллектуальным и материальным мирами. 
     Христос был посредник и водитель между Богом (Высочайшим) и всем, что есть 
духовного в человеке; Ахамот — младшая София — выполняла ту же самую 
обязанность между “первичным человеком”, Энноей, и материей. То, что тайно 
подразумевалось под общим наименованием Христос, мы только что объяснили. 
     Мы находим, что достопочтимый д-р Престон из Нью-Йорка во время 
произносимой им проповеди о “Месяце Марии” выразил христианскую идею о женском 
начале троицы лучше и яснее, чем могли бы мы, и притом весьма существенно в 
духе древнего “языческого” философа. Он сказал, что 
      “план искупления требовал, чтобы была найдена мать, и Мария предстает в 
качестве единственного примера, когда для осуществления Божьего замысла было 
необходимо существо”. 
     Мы попросим разрешения возразить достопочтимому джентльмену. Как было 
доказано выше, за тысячи лет до нашей эры все “языческие” теогонии нашли 
необходимым найти женское начало, “матерь” для триединого мужского начала. 
Поэтому христианство не представляет того “единственного примера” такого 
завершения Божьего замысла, хотя — как показывает настоящий труд, там было 
больше философии и меньше материализма или, вернее, антропоморфизма. Но здесь 
достопочтимый доктор выражает “языческую” мысль в христианских идеях. 
      “Он” (Бог), — говорит он, — “подготавливал ее (Марии) девственную и 
небесную чистоту, так как матерь оскверненная не могла стать матерью 
Высочайшего. Святая Дева даже в своем детстве была более прелестна, чем все 
херувимы и серафимы, и с младенчества до зрелого девичества и женственности она 
становилась все чище и чище. Самой своей святостью она царствовала над сердцем 
Бога. Когда настал нас, всех придворных царства небесного заставили замолчать, 
и троица слушала ответ Марии, ибо без ее согласия мир не мог быть спасен”. 
     Не кажется ли вам, что мы как будто читаем Иринея, объясняющего 
гностическую “Ересь, которая учила, что Отец и Сын любили красоту (formam) 
небесной Девы”, или египетскую систему об Изиде, которая была Озирису-Гору и 
женою, и сестрою, и матерью? По гностической философии было только два, но 
христиане улучшили и усовершенствовали эту систему, сделав ее совершенно 
“языческой”, так как это есть халдейские Ану-Бэл-Хоа, сливающиеся в Милитте. 
      “Затем, так как этот месяц (Марии)”, — добавляет д-р Престон, —