обвинению. Попросите брахмана объяснить мокшу, обратитесь к образованному 
буддисту и попросите его, чтобы он определил вам значение нирваны. Оба ответят 
вам, что в каждой из этих религий нирвана представляет догмат бессмертия духа. 
Что достигнуть нирваны означает абсорбцию в великую мировую душу, причем 
последняя представляет собою состояние, а не индивидуальное существо или 
антропоморфического бога, как некоторые понимают это великое существование. Что 
дух, достигший этого состояния, становится частью цельного всего, но несмотря 
на это, никогда не теряет своей индивидуальности. С этого времени дух живет 
духовно, не боясь дальнейших изменений формы, ибо форма принадлежит материи, а 
состояние нирваны подразумевает полное очищение или окончательное избавление 
даже от самой возвышенной частицы материи. 
     Это слово, абсорбирован, после того как доказано, что индусы и буддисты 
верят в бессмертие духа, обязательно должно иметь значение тесного соединения, 
а не уничтожения. Пусть христиане называют их идолопоклонниками, если они еще 
осмеливаются это делать перед лицом науки и последних переводов священных 
санскритских книг; они не имеют никакого права представлять умозрительную 
философию древних мудрецов, как несостоятельность, и самих философов, как 
лишенных логики глупцов. С гораздо большим основанием мы можем обвинить древних 
евреев в крайнем нигилизме. В книгах Моисея — а также пророков — нет ни одного 
слова, если взять его в буквальном значении, которое говорило бы о бессмертии 
духа. Все же любой набожный еврей также надеется, что он будет “вобран в лоно 
А-Брахама”. 
     Иерофантов и некоторых брахманов обвиняют в том, что они дают своим 
эпоптам крепкие напитки и наркотики, чтобы вызвать видения, которые принимаются 
последними за реальность. Они, действительно, употребляли и употребляют 
священные напитки, которые, подобно напитку Сома, обладают способностью 
освобождать астральную форму от пут материи; но в тех видениях столько же мало 
можно приписать галлюцинациям, сколько в том, что видит ученый с помощью 
микроскопа в микромире. Человек не может ни ощутить, ни прикасаться, ни 
беседовать с чистым духом с помощью какого-либо из телесных чувств. Только дух 
один может разговаривать с духом и видеть духа; и даже наша астральная душа, 
Doppelganger, слишком груба, еще слишком запятнана земной материей, чтобы 
всецело доверять ее восприятиям и нашептываниям. 
     Насколько опасным часто может стать необученный медиумизм, и как хорошо 
это понимали древние мудрецы, которые принимали против него меры, — прекрасный 
пример дает нам случай с Сократом. Старый греческий философ был “медиум”, 
вследствие чего никогда не был посвящен в мистериях, ибо таков был суровый 
закон. Но у него был свой “знакомый дух”, его daimonion, как его тогда 
называли; и этот невидимый советник стал причиною его смерти. Общепринято 
думать, что если он не был посвящен в мистерии, то это потому, что сам не 
стремился к этому. Но “Сокровенные Летописи” указывают нам, что это было потому,
 что его не могли допустить к священным ритуалам, и именно, как и мы утверждаем,
 по причине его медиумизма. Существовал закон, недопускающий к мистериям не 
только тех, кто были осуждены за умышленное колдовство,107 но даже тех, про 
кого было известно, что у них есть “знакомый дух”. Закон был справедлив и 
логичен, так как настоящий медиум более или менее безответственен; и этим в 
некоторой степени объясняются эксцентричности Сократа. Медиум должен быть 
пассивен, и если он крепко верит своему “духу-руководителю”, — он позволит 
управлять собой последнему, но не правилам святилища. Медиум древности, подобно 
современному “медиуму”, мог быть погружен в транс по воле и желанию той “силы”, 
которая управляла им; поэтому ему нельзя было доверить страшные тайны 
окончательного посвящения, “которые нельзя было раскрывать под угрозой смертной 
казни”. Старый мудрец в беззащитные моменты “духовного вдохновения” раскрыл то, 
чему он сам никогда не учился, и поэтому был казнен как атеист. 
     Имея такой пример, как Сократа, как быть в отношении видений и духовных 
чудес эпоптов Внутреннего Храма — может ли кто-нибудь утверждать, что эти 
провидцы, теурги и тауматурги все были “духовными медиумами”? Ни Пифагор, ни 
Платон и никто из позднейших более значительных неоплатоников; ни Ямвлих, ни 
Лонгин, ни Прокл, ни Аполлоний Тианский не были медиумами; ибо в противном 
случае их совсем не допустили бы к мистериям. Как доказывает Тэйлор: “Это 
утверждение о божественных видениях в мистериях ясно подтверждено Плотином. И 
короче говоря, что магические вызывания составляли часть священнического 
служения в них и что в это всеобще верила вся древность задолго до времен 
позднейших платоников”, это доказывает, что кроме естественного “медиумизма”, с 
начала времен существовала таинственная наука, обсуждаемая многими, но 
известная немногим. 
     Полезное применение ее есть стремление к нашему единственно истинному и 
родному дому — к послежизни, и желание более тесного сближения с нашим 
духом-породителем; злоупотребление ею есть колдовство, черная магия. Между 
этими двумя находится природный “медиумизм”, это душа, облаченная в 
несовершенную материю, готовый посредник как для одного, так и для другого и 
полностью зависящий от своего жизненного окружения, наследственности — 
физической так же, как и ментальной — и также от природы тех “духов”, которых 
он привлекает в свое окружение. Благословение или проклятие, как решит судьба, 
если этот медиум не очистится от земного шлака. 
     Причина, по которой во всех веках так мало было известно о тайнах 
посвящения — двойная. Первая уже неоднократно была объяснена несколькими 
авторами и заключалась в ужасном наказании, навлекаемом каждым проговорившимся. 
Вторая заключалась в сверхчеловеческих трудностях и даже опасностях, с которыми 
отважный кандидат в старину должен был встретиться и или их победить или