образец Христа как Господа и Творца всего и Судьи живых и мертвых” [410, с. 68].
 
     Таким образом, в то время как “языческие” философы никогда не 
рассматривали Сераписа или, вернее, ту абстрактную идею, которая была в нем 
воплощена, — иначе как представление об Anima Mundi, — христиане 
антропоморфизировали “Сына Божьего” и его “Отца”, не найдя для этого лучшего 
образца, как идола языческого мифа! 
      “Не может быть никакого сомнения”, — говорит тот же самый автор, — “что 
голова Сераписа, его лицо, отмеченное серьезным и печальным величием, послужили 
источником первой идеи для общепринятых изображении Спасителя”.417 
     В записках путешественника — чей эпизод у монахов горы Афон мы рассказали 
в другом месте — мы находим, что в начальном периоде своей жизни Иисус имел 
частые сношения с ессеями, принадлежащими к пифагорейской школе и известными 
под названием койноби. Мы полагаем, что со стороны Ренана довольно рискованно 
утверждать так догматично, как он это делает, что Иисус “игнорировал сами имена 
Будды, Зороастра, Платона”; что он никогда не читал ни греческих, ни буддийских 
книг, “хотя в нем был не один только элемент, который, неожиданно для него 
самого, исходил из буддизма, парсизма и греческой мудрости” [530, с. 405]. 
Это — признание наполовину чуда, наполовину приписывание этого случайности или 
совпадению. Это — злоупотребление привилегией, когда автор, претендующий на 
описание исторических фактов, выводит удобные заключения из предполагаемых 
предпосылок и затем называет это биографией — Жизнью Иисуса. Не более, чем 
какой-либо другой компилятор легенд, касающихся проблематичной истории Пророка 
назареев, Ренан обладает хотя бы дюймом верной точки опоры, на которой он мог 
бы укрепиться; также и никто другой не может утвердить обратное, за исключением 
только доказательств, покоящихся на выводах. И все же, в то время как у Ренана 
нет ни одного факта, чтобы доказать, что Иисус никогда не изучал метафизических 
учений буддизма и парсизма, или ничего не слыхал о философии Платона, — у его 
оппонентов имеются самые веские причины в мире, чтобы предполагать 
противоположное. Когда они находят, что — 1) все его поговорки в пифагорейском 
духе, если не являются повторениями слово в слово; 2) его этический кодекс 
чисто буддийский; 3) его образ действия и поведение в жизни — ессейские; 4) его 
мистический образ выражений, его притчи, его образы действия являются образами 
действия посвященного — греческого ли, халдейского или магианского (ибо 
“Совершенные”, которые говорили сокровенную мудрость — все были одной и той же 
школы архаической учености по всему миру), так что трудно увернуться от 
логического заключения, что он принадлежал к тому же обществу посвященных. 
Будет плохим комплиментом Всевышнему это насильственное приписывание Ему 
четырех Евангелий, в которых, хотя они часто противоречивы, нет ни единого 
повествования, сентенции или своеобразного выражения, чьей параллели нельзя 
было бы найти в какой-либо более старой доктрине или философии. Несомненно, 
Всемогущий — хотя бы для того, чтобы избавить будущие поколения от их нынешних 
недоумений — мог бы принести с Собою, в Своем первом и единственном воплощении 
на земле, нечто оригинальное — что-нибудь такое, что могло бы провести четкую 
разграничительную линию между Им Самим и дюжиной или около того воплощавшихся 
языческих богов, которые родились от дев, все были спасителями и либо были 
убиты, либо как-то по-другому принесли себя в жертву человечеству. 
     Слишком много уже сделано было уступок эмоциональной стороне этой истории. 
В чем мир нуждается, так это в менее экзальтированном, поболее правильное 
воззрении на персонаж, в пользу которого почти половина христианского мира 
свела с трона Всемогущего. Мы не ставим под сомнение эрудированного, 
знаменитого на весь мир ученого за то, что мы находим в его “Vie de Jesus”, 
также не ставим под сомнение какую-либо из его исторических констатаций. Мы 
просто подвергаем сомнению несколько необоснованных и нелепых утверждений, 
вкравшихся незаметно для эмоционального повествователя в прекрасные, в других 
отношениях, страницы его труда — изображения жизни, построенного целиком на 
одних только вероятностях, и все же жизни человека, который, если он принят как 
историческое лицо, имеет намного больше права на нашу любовь и почитание, хотя 
и он подвержен ошибкам несмотря на все свое величие, чем если бы мы представили 
его как всемогущего Бога. И только в последней роли Иисус должен 
рассматриваться каждым почитающим, как неудача. 
     Несмотря на малочисленность ныне существующих старых философских трудов, 
мы не можем найти конец количеству примеров совершенной тождественности между 
пифагорейскими, индусскими и “ново-заветными” изречениями. По этому пункту нет 
недостатка в доказательствах. В чем нужда, так это в христианской публике, 
которая занялась бы исследованием того, что будет предложено, и проявила бы 
простую честность при вынесении приговора. Слепая приверженность уже поработала 
в свое время и навредила сколько могла. “Нам не следует пугаться”, говорит 
профессор Мюллер, “если мы обнаружим следы истины, даже следы христианской 
истины у мудрецов и законодателей других народов”. 
     Кто же поверит после прочтения следующих философских афоризмов, что Иисус 
и Павел никогда не читали греческих и индийских философов? 
     
ИЗРЕЧЕНИЯ ПИФАГОРЕЙЦА СЕКСТА И ДРУГИХ ЯЗЫЧНИКОВ
    1. “Не имейте сокровищ, кроме тех, которых никто не может отнять”.
    
    2. “Часть тела, которая содержит гной и угрожает заражением всему организму,
 лучше сжечь, чем продолжать носить в другом состоянии (жизни)”. 
    3. “Вы имеете в себе нечто подобное Богу и поэтому будьте как храм Божий”. 
    4. Самое великое почитание, какое может быть оказано Богу, заключается в