“Непознаваемого”, Его микрокосм и Его единственный представитель на земле, и 
каждый человек есть бог на земле. 
     Мы хотели бы спросить этого французского ученого, который кажется таким 
осведомленным по каждой шлоке Книг Ману и по другим ведическим писателям — о 
значении следующей, хорошо ему знакомой сентенции: 
     “Растения и растительность проявляются во множестве форм вследствие их 
предшествующей деятельности; они окружены мраком, но тем не менее наделены 
внутренней душой и равно ощущают удовольствие и боль” (“Ману”, кн. I). 
     Если индусская философия учит присутствию в какой-то степени души в низших 
формах растительной жизни и даже в каждом атоме в пространстве, — как же тогда 
возможно, что она могла бы отрицать присутствие этого самого бессмертного 
принципа в человеке? И раз она признает бессмертный дух в человеке, то как она 
логически может отрицать существование породившего его источника — я не хочу 
сказать первой, но — вечной Причины? Ни рационалисты, ни сенсуалисты, которые 
далеки от постижения индусской метафизики, не должны своим собственным 
невежеством мерить невежество индусских метафизиков. 
     Великий цикл, как мы уже раньше указывали, включает продвижение 
человечества от его зародыша в первоначальном человеке духовной формы до 
наиглубочайшей глубины деградации, какой только он может достичь, причем каждый 
последовательный шаг спуска сопровождается большей силой и грубостью физической 
формы, чем предшествующий — и заканчивается Потопом. Но пока великий цикл или 
век совершает свой путь, проходят семь меньших циклов, каждый из которых 
обозначает эволюцию новой расы из предшествующей, на новом мире. И каждая из 
этих рас или великих типов человечества распадается, на подразделения семейств, 
а те опять — на народы и племена, как мы теперь видим обитателей земли 
разделившимися на монголов, кавказцев, индийцев и т. д. 
     Прежде чем приступить к показу посредством диаграмм тесного сходства между 
эзотерическими философиями всех древних народов, как бы они ни были 
географически далеки друг от другая — будет полезно вкратце объяснить 
действительные идеи, которые скрыты за всеми этими символами и аллегорическими 
представлениями и до сих пор так смущали непосвященных комментаторов. Лучше чем 
что-либо другое это может показать, что религия и наука в старину были теснее 
соединены, чем близнецы; что они были одно в двух и двое в одном с самого 
момента их зарождения. Со взаимно обратными атрибутами, наука была духовна, и 
религия была научна. Подобно андрогинному человеку первой главы “Бытия” — 
“мужскому и женскому”, пассивному и активному, созданному по образу элохима. 
Всезнание породило всемогущество; последнее требовало применения первого, и 
таким образом великану была дана власть над всеми четырьмя царствами мира. Но, 
подобно второму Адаму, эти андрогины были обречены “пасть и утерять свои силы”, 
как только две половины этой дуальности разъединились. Плоды Древа Познания без 
плодов Древа Жизни — смертельны. Человек должен познать самого себя прежде, чем 
он сможет надеяться узнать первичное происхождение даже существ и сил, менее 
развитых по своей внутренней природе, чем он сам. Так и с религией и наукой; 
объединенные двое в одном, они были непогрешимы, ибо присутствовала духовная 
интуиция, чтобы заполнить то, чего не хватало ограниченным физическим чувствам. 
Будучи разъединенными, точная наука отвергает помощь внутреннего голоса, тогда 
как религия превращается в простое догматическое богословие, — каждая в 
отдельности — только труп без души. 
     Эзотерическая доктрина, подобно буддизму и брахманизму и даже Каббале учит,
 что Единая, Бесконечная и Непознаваемая Сущность существует от Вечности, 
являясь пассивной, либо активной в регулярной и гармонической 
последовательности. В поэтической фразеологии Ману эти состояния называются 
Днями и Ночами Брахмы. Последний “бодрствует”, либо “спит”. Свабхавики или же 
философы древнейшей школы буддизма (еще существующей в Непале) допускают 
умозрение лишь деятельного состояния этого “Естества”, которое они называют 
Свабхавата, и считают безрассудным обсуждать отвлеченную и “непознаваемую” Мощь 
в ее пассивном состоянии. Отсюда и прозвище атеисты, данное им христианскими 
богословами и современными учеными, ибо никто из них не может понять глубины 
логики их философии. Первые не допускают иного Бога, кроме олицетворения 
второстепенных сил, выработавших видимую вселенную, и которое в их глазах 
становится антропоморфическим Богом христиан — Иеговою, мужского начала, 
угрожающего среди молний и грома. В свою очередь, рациональная наука 
приветствует буддистов и свабхавиков. как “позитивистов” архаических времен. 
Если мы придержимся одностороннего взгляда на философию последних, то наши 
материалисты могут оказаться правыми, со своей точки зрения. Буддисты 
утверждают, что нет Творца, но лишь бесконечность творческих сил, образующих в 
совокупности своей единую вечную Сущность, естество которой неисповедимо, 
потому не может быть предметом умозрительных спекуляций для истинного философа. 
Сократ неизменно отказывался обсуждать тайну Мировой Сущности, тем не менее, 
никто никогда не подумал обвинить его в атеизме, за исключением тех, кто 
жаждали его гибели. При начале периода деятельности, говорит тайная доктрина, в 
силу повиновения вечному и непреложному закону, совершается распространение 
этой божественной сущности изнутри наружу; и феноменальный или видимый мир 
является конечным результатом длинной цепи космических сил, последовательно 
приведенных в движение. Также, когда наступает возвращение к пассивному 
состоянию, происходит сокращение божественной сущности, и предыдущее созидание 
постепенно и последовательно растворяется. Видимый Мир разлагается, его 
материалы рассеиваются; и единая “тьма”, еще раз одинокая, лежит над ликом 
“Бездны”. Приводим метафору из сокровенных книг, еще яснее передающую эту 
мысль: