Таким образом все наши философы были сметены невежественными и суеверными 
массами. Филалетяне, любители истины, и их эклектическая школа — погибли; и там,
 где юная Ипатия преподавала высочайшие философские доктрины, и где Аммоний 
Саккас пояснял, что “все, что Христос имел в виду — это по-новому изложить и 
восстановить в первичной целостности мудрость древних — сузить границы везде 
преобладающего царства суеверия... и удалить различные ошибки, прокравшиеся в 
различные народные религии” [364], — там, мы говорим, свободно неистовствовала 
?? ?????? христианства. Не исходили более поучения из уст “Богом наученного 
философа”, но другие заповеди проповедовались воплощением самого жестокого 
зверского суеверия. 
      “Если твой отец”, — писал Св. Иероним, — “ляжет на твоем пороге, если 
твоя мать обнажит перед тобою ту грудь, которая вскормила тебя, — растопчи 
безжизненное тело своего отца и грудь твоей матери и с глазами неувлажненными и 
сухими мчись к Господу, который тебя призывает!!” 
     Эта сентенция равноценна, если не превзойдена, другой сентенции, 
произнесенной в подобном же духе. Она исходит из другого отца ранней церкви — 
красноречивого Тертуллиана, который надеется увидеть всех “философов” в 
огненной геенне Ада. 
      “Какое это будет величественное зрелище!.. Как я буду хохотать! Как я 
возрадуюсь! Как я восторжествую, когда увижу такое множество прославленных 
царей, про которых говорили, что они вознеслись на небо, — стонущими во тьме в 
Аду вместе со своим богом Юпитером! Затем солдаты, преследовавшие Христово имя, 
будут гореть в более жарком пламени, чем то, которое они возжигали для святых” 
[486, гл. XXX]. 
     Эти кровожадные выражения иллюстрируют дух христианства до нашего времени. 
Но являются ли они иллюстрациями к учению Христа? Никоим образом. Как говорит 
Элифас Леви: 
      “Бога, во имя которого не следует растаптывать грудь нашей матери, мы 
должны увидеть в грядущем с широко зияющим у его ног Адом и с мечом 
истребляющим в руке... Молох сжигал детей всего в несколько секунд; ученики же 
Бога, про которого говорят, что он умер на кресте для того, чтобы искупить 
человечество, — приберегли пример этого Молоха, чтобы создать нового Молоха, 
чья сжигающая геенна вечна?” [364, с. v., § 5] 
     Что этот дух истинно христианской любви сохранился и целым перешел в 
девятнадцатый век, где он теперь свирепствует в Америке, — видно из примера 
неистового Муди, возрожденца, который восклицает: 
      “У меня есть сын, и только Бог знает, как я его люблю; но я лучше хотел 
бы увидеть, как у него сегодня вечером вырывают его прекрасные глаза, чем 
увидеть его выросшим и дошедшим до могилы без Христа и надежды!!” 
     На это американская газета в Чикаго вполне справедливо ответила: 
      “Это тот дух инквизиции, про которого нам сказали, что он умер. Если Муди 
в своем рвении “вырвал бы глаза” у своего любимого сына, то как бы он поступил 
с сыновьями другими, которых он любит меньше? Это дух Лойлы, бормочущий в 
девятнадцатом веке: и только рука закона удерживает его от зажигания костров 
казни и раскаливания докрасна инструментов пыток”. 

ГЛАВА VI
ЭЗОТЕРИЧЕСКИЕ  ДОКТРИНЫ 
БУДДИЗМА,  ПАРОДИРОВАННЫЕ 
В  ХРИСТИАНСТВЕ
     
      “Занавес Вчерашнего дня падает, занавес Завтрашнего дня поднимается: но 
Вчерашний и Завтрашний дни оба существуют”. 
       — Sartor Resartus, Natural Supernaturalism.
      “He разрешат ли нам исследовать подлинность Библии? которая, начиная со 
второго века, была поставлена критерием научной истины? Чтобы удержаться на 
таком высоком положении, она должна бросить вызов человеческой критике”. 
                     — Дж. Дрейпер. “История конфликта между религией и наукой”.

      “Один поцелуй Нара в уста Нари — и вся Природа просыпается”. 
       — Вина Снати (индусский поэт).
     
     Мы не должны забывать, что христианская церковь своими каноническими 
Евангелиями, а, следовательно, и всей религиозной догматикой, обязана “Sortes 
Sanctorum”. He будучи в состоянии прийти к соглашению, которое из тогда 
существовавших многих Евангелий являлось наиболее боговдохновенным, 
таинственный Никейский Собор решил предоставить решение по этому запутанному 
вопросу чудодейственному вмешательству. Этот Никейский Собор вполне может быть 
назван таинственным. Тайна заключалась уже в самом мистическом числе 318 
епископов, что так сильно подчеркивает Варнава (VIII, 11, 12, 13); в добавление 
к этому у писателей древности нет единого мнения по поводу времени и места, где 
этот собор состоялся, и даже по поводу того, какой епископ председательствовал. 
Несмотря на высокопарные восхваления Константина,300 Сабин, епископ Гераклеи, 
утверждает, что “за исключением Константина, императора, и Евсевия Памфила, 
епископы представляли собой сборище неграмотных простых тварей, которые ничего 
не понимали”, что значит сказать, что они представляли собой сборище глупцов. 
По-видимому, таково было о них и мнение Паппа, который рассказывает нам о той 
магии, к которой они прибегали, чтобы решить, которые Евангелия являются 
истинными. В своем “Синодиконе” относительно этого Собора Папп говорит: 
      “Беспорядочно смешав все книги — которые были представлены Собору для