|
ВЫСОЧАЙШЕГО АДАНА, ни Его путей, за исключением Великого Лика” — Верховного
Бога.291 Сеир есть “гений” назареев, которого называли Эбел-Зиво; и Гавриил
Посланец — также “апостол Гавриил” [257, т. I, с. 23]. Назареи вместе с
каббалистами верили, что даже грядущий Мессия не знал “Высочайшего Адана”,
сокрытого божества; никто, кроме Верховного Бога, показывая таким образом, что
выше верховного постигаемого божества есть один еще более сокровенный и
непроявленный. Сеир-Анпин является третьим богом, тогда как “Логос” согласно
Филону Иудею, является вторым.292 Это ясно изложено в “Кодексе”.
“Ложный Мессия скажет: Я Дэус, сын Дэуса; мой Отец послал меня сюда...
Я — первый Посланец, я — Эбел Зиво, я пришел с выси! Но не верьте ему: ибо он
не будет Эбел Зиво. Эбел Зиво не позволит увидеть себя в этом веке”.293
Отсюда верование некоторых гностиков, что тот, кто “осенил” Марию, не был
Эбел-Зиво (архангел Гавриил), а Ильда-Баоф, сформировавший материальное тело
Иисуса; тогда как Христос соединился с ним только в момент крещения в Иордане.
Можем ли мы подвергать сомнению утверждение Норка, что “Берешит Рабба,
самая старая часть из Мидраш Раббот, была известна отцам церкви в греческом
переводе?”294
Но если, с одной стороны, они были достаточно ознакомлены с различными
религиозными системами своих соседей, чтобы быть способными построить новую
религию, якобы отличающуюся от всех других, то их невежество по части самого
Ветхого Завета, уже не говоря о более сложных вопросах греческой Метафизики,
как теперь найдено, было прискорбным. “Так, например, в “Евангелии от Матфея”,
XXVII, 9, отрывок из “Захария”, XI, 12-13, приписан Иеремии”, — говорит автор
“Сверхъестественной религии”. “У Марка, I, 2, цитата из “Малахии”, III, 1,
приписана Исайе. В 1 Коринф., II, 9, приводится абзац, якобы взятый из
Священного писания, которого вовсе не имеется в Ветхом Завете, но который взят,
как установили Ориген и Иеремия, из апокрифического сочинения “Откровение Илии”
(Ориген, Tract, XXXV), и этот абзац подобным же образом приводится в так
называемом “Послании Климента Коринфянам”, XXXIV.
Насколько можно положиться на набожных отцов в их объяснениях различных
ересей — это видно из случая с Епифанием, который ошибочно принял пифагорейскую
священную Тетраду, названную в “Гнозисе” Валентина Кол-Арбас, — за вождя
еретиков.295 Что же касается невольных ошибок и умышленных фальсификаций учений,
не совпадающих с их взглядами, — канонизации мифологической Aura Placida в
пару христианских мучениц — Св. Ауру и Св. Плациду;296 обожествления копья и
покрова под именами святых Лонгима и Амфибола [424, c. 84] и приводимых отцами
цитат из пророков, которых в самом деле у этих пророков никогда не было, — то в
немом изумлении можно задать вопрос, была ли когда-нибудь так называемая
религия Христа после смерти этого Великого Учителя чем-либо иным, как не
бессвязным сном?
Настолько злобными мы находим святых отцов в своем безжалостном
преследовании мнимых “ересей”,297 что видим, как они, не колеблясь,
рассказывают наиболее нелепые выдумки и изобретают целые повествования, чтобы
лучше запечатлевать свои собственные, иначе необоснованные, аргументы на
невежестве. Если ошибка в отношении тетрады сначала возникла как простое
следствие невольного заблуждения Ипполита, то объяснения Епифания и других,
впавших в ту же самую абсурдную ошибку,298 выглядят менее безвинными. Когда
Ипполит серьезно разоблачает великую ересь Тетрады, Кол-Арбас, и сообщает, что
воображаемым вождем гностиков является “Колорбас, который пытается объяснить
религию при помощи мер и чисел” [520, IV, § 13], — тогда мы можем просто
улыбнуться. Но когда Епифаний с большим негодованием разглагольствует по этой
теме, “которая является Ересью XV”, и, притворяясь тщательно ознакомившимся с
этим предметом, добавляет: “Некий Гераклеон является последователем Колорбаса,
что представляет собою Ересь XVI”,299 — то здесь он не может уйти от обвинения
в умышленной фальсификации.
Если этот ревностный христианин может так, не краснея, хвастать тем, что
он “своими доносами послужил причиной ссылки семидесяти женщин, даже знатных —
путем соблазнения некоторых, в число которых он сам был включен при вступлении
в их секту”, — то этим он нам оставил хороший пример, по которому судить о нем.
К. У. Кинг весьма подходяще сказал по этому поводу, что “имеются все основания
подозревать, что этот достойный ренегат в этом случае спасал себя от участи
своих единоверцев тем, что в начале преследования свидетельствовал против них”
[410, с. 182 f., прим. 3].
И таким образом один за другим погибали гностики, единственные наследники,
на чью долю выпало несколько случайных крох от неизвращенной истины
первоначального христианства. Все было в смятении и бурлении в течение этих
первых веков до того момента, когда все эти противоречивые догмы были наконец
силой навязаны христианскому миру, и их обсуждение — запрещено. В течение
долгих веков стремление к пониманию того, что церковь с таким удобством
возвысила в степень божественной тайны, считалось святотатством, сурово
наказуемым, очень часто смертной казнью. Но с тех пор как критики Библии
взялись “приводить дом в порядок”, дела приняли другой оборот. Языческие
кредиторы теперь являются со всех уголков планеты, чтобы потребовать обратно
свое, и христианское богословие начинают подозревать в полном банкротстве.
Таков грустный результат фанатизма “правоверных” сект, которые, по выражению
автора “Заката и падения Римской империи”, никогда не были подобны гностикам —
“самым любезным, самым ученым и наиболее заслуживающим имя христианина”. И если
не от всех их “несло чесноком”, по выражению Ренана, то, с другой стороны, ни
один из этих христианских святых никогда не стеснялся пролить кровь соседа,
если взгляды его не совпадали с его собственными.
|
|