является доктриной буддистов и герметистов, а Ману наделяет живой душой даже 
растения и малейшую травинку.
     Демоны, по этой теории, являются промежуточными существами между 
божественным совершенством и человеческой греховностью [14, гл. 25, с. 360], и 
он делит их на классы, причем каждый класс делится еще на многие подклассы. Но 
он точно и ясно говорит, что индивидуальная или личная душа есть ведущий 
ангел-хранитель каждого человека, и что никакой демон не имеет над нами больше 
власти, чем наш собственный. Таким образом Демонион Сократа есть бог или 
божественное существо, которое вдохновляло его всю его жизнь. Зависит от 
человека, раскроет он или закроет свои восприятия навстречу божественному 
голосу. Подобно Спевсиппу он приписывал бессмертие ????, психическому телу, или 
неразумной душе. Но некоторые герметические философы учили, что душа обладает 
отдельным продолжающимся существованием только до тех пор при ее переходах 
через сферы, пока в ней существуют какие-либо материальные или земные частицы; 
и когда она полностью очищена, то она уничтожается, и только квинтэссенция этой 
души сливается со своим божественным духом (Разумной душой) после чего двое 
трансформируются в одно.
     Зеллер повествует, что Ксенократ запрещал есть животную пищу не потому, 
что приписывал животным какое-то сродство с человеком, как он приписывал им 
сознание о Боге, но по прямо противоположной причине —
      “чтобы, неразумность животной души не приобрела какого-либо влияния на 
нас” [16].
     Но мы полагаем, что, скорее всего, он говорил так потому, что подобно 
Пифагору, имел своими учителями и образцами поведения индийских мудрецов. 
Цицерон описывает Ксенократа, что последний презирал все, за исключением высших 
добродетелей [17, V, 18, 51; С, 559].
      “Освободиться от подчиненности чувственному существованию, победить 
титанические элементы в нашей земной природе с помощью божественной природы — 
вот наша задача”.
                   
     Зеллер приписывает ему слова [16]:
                   
       “Чистота, даже в тайных мечтаниях сердца, — наша величайшая обязанность 
и только философия и посвящения в мистерии помогают достижению этой цели”.
                   
     Крантор, другой философ, связанный с первыми днями Академии Платона, 
мыслил человеческую душу как созданную из первичной субстанции всех вещей, 
Монады или Единого и Дуады или Двуединого Плутарх подробно говорит об этом 
философе, который подобно своему учителю верил, что души, распределенные по 
земным телам, несут наказание и находятся в изгнании.
     Гераклит, хотя некоторые критики не верят, что он строго придерживался 
первоначальной философии Платона [15], учил той же самой этике. Зеллер 
представляет его нам, как учителя, который, подобно Гицетасу и Экфанту, 
преподавал пифагорейскую доктрину суточного вращения земли и неподвижности 
некоторых звезд, но он добавляет, что Гераклит не знал о годовом вращении земли 
вокруг солнца и о гелиоцентрической системе [16]. Но у нас имеются достоверные 
доказательства, что гелиоцентрическая система преподавалась в мистериях, и что 
Сократ умер по обвинению в атеизме, т. е. разглашении священных тайн. Гераклит 
полностью принял пифагорейские и платонические взгляды о человеческой душе и ее 
способностях Он описывает ее, как светящуюся весьма эфирную сущность. Он 
подтверждает, что души обитают на “млечном пути”, прежде чем спуститься в 
“зарождение” или подлунное существование. Его демоны или духи обладают 
воздушными или парообразными телами.
     В “Эпиномисе” полностью изложена доктрина пифагорейских чисел и их 
соотношение с сотворенным. Как истинный платонист, его автор утверждает, что 
мудрость может быть достигнута только тщательным изучением оккультной природы 
творения, одно это только дает нам уверенность о блаженном существовании после 
смерти. В этом трактате много размышлений по поводу бессмертия, но автор этих 
размышлений добавляет, что мы можем достичь этого знания только через полное 
постижение значения чисел, ибо человек, неспособный отличить прямую линию от 
кривой, никогда не будет иметь достаточно мудрости, чтобы дойти до 
математической демонстрации незримого, т. е. мы должны убедиться в объективном 
существовании нашей души (астрального тела), прежде чем мы узнаем, что мы 
обладаем божественным и бессмертным духом. Ямвлих говорит то же самое, добавляя,
 кроме того, что это является тайной высшего посвящения. Божественная сила, 
говорит он, всегда негодует на тех, “кто делает очевидным состав icostagonus”, 
а именно, кто передает способ вписания в сферу додекаэдра.15
     Идея, что “числа”, обладающие величайшей добродетелью, всегда производят 
добро и никогда не производят зла, имеет в виду справедливость, уравновешенный 
темперамент и все, что гармонично. Когда автор о каждой звезде говорит, как об 
индивидуальной душе, он только подразумевает то, что индийские посвященные и 
герметисты учили до него и после него, а именно что каждая звезда является 
самостоятельной планетой, которая, подобно нашей земле, имеет свою собственную 
душу, причем каждый атом материи насыщен божественным приливом мировой души. 
Она дышит и живет, она чувствует, и страдает и радуется жизни по-своему. Какой 
естествоиспытатель в состоянии оспаривать это с достаточно убедительными 
доказательствами? Поэтому мы должны рассматривать небесные тела, как образы 
богов, разделяющих силы своих субстанций, и хотя они не бессмертны в своем 
душевном существе, их роль во вселенской экономии заслуживает божественного 
почитания, такого, какое мы воздаем меньшим богам. Идея сказанного ясна, и,