этому знанию составляет то, что действительно подразумевается под словом 
философия — любовь к мудрости. Любовь к истине есть прирожденная любовь к 
добру; и доминируя над всеми другими желаниями души, очищая ее и приобщая ее к 
божественному и направляя каждое действие индивидуума, она поднимает человека 
до участия и общения с божественным и восстанавливает в нем подобие Божие.
      “Этот полет,— говорит Платон в “Теэтете”, — состоит из становления 
подобным Богу, и усвоение этого выражается в том что человек становится 
справедливым и святым мудростью”.
     Основою этого усвоения всегда утверждается предсуществование духа или ноус.
 В аллегории колесницы и крылатых коней, данной в “Федре”, он изображает 
психическую природу, как сложную и двойственную; тумос или эпитумическая часть, 
образованная из субстанций феноменального мира, и ????????? , тумоидес, 
сущность которого связана с миром вечным. Нынешняя земная жизнь есть падение и 
наказание. Душа обитает “в гробу, который мы называем телом”, и в ее 
воплощенном состоянии до прохождения дисциплины образования поэтический или 
духовный элемент находится в “спящем состоянии”. Жизнь таким образом скорее 
является сном, чем действительностью. Подобно пленникам в подземной пещере, 
описанным в “Республике”, наши спины повернуты к свету, и мы воспринимаем 
только тени предметов и думаем, что это реальности. Не есть ли это идея Майи 
или иллюзии чувств в физической жизни, которая является характерной чертой в 
буддийской философии? Но эти тени, если мы не абсолютно отдалились во власть 
чувственной натуре, пробуждают в нас смутные воспоминания о том высшем мире, в 
котором мы когда-то обитали.
      “Заключенный дух имеет некоторые неясные и затемненные воспоминания о 
своем состоянии блаженства до начала цикла рождении, а также некоторое томление 
по возврату туда”.
     Задачею дисциплины философии является освобождение духа от пут чувств и 
поднятие ее в царство чистой мысли, к видению вечной истины, добра и красоты.
      “Душа, — говорит Платон в “Теэтете”, — не может воплотиться в форму 
человека, если она никогда не видела истины. Это воспоминания о том, что наша 
душа видела прежде, когда витала вместе с божеством, презирая те вещи, о 
которых мы теперь говорим, что они существуют, и взирала на то, что 
действительно реально существует. Вот причина, почему ноус или дух философа 
(или изучающего высшую истину) окрыляется, ибо он всеми силами старается 
держать эти вещи в уме, созерцание которых возвышает даже само божество. 
Правильно используя воспоминания о прежней жизни, постоянным 
самоусовершенствованием в совершенных мистериях человек становится истинно 
совершенным — посвященным в божественную мудрость”.
     Отсюда нам становится понятно, почему самые возвышенные сцены в мистериях 
всегда совершались ночью. Жизнь внутреннего духа есть смерть наружного естества,
 и ночь физического мира обозначает день духовного мира. Дионисий — ночное 
солнце, поэтому почитается больше, чем Гелиос, дневное светило. В мистериях 
символизировались условия предсуществования духа и души, падение последней в 
земную жизнь и Гадес, тяготы этой жизни, очищение души и ее возвращение к 
божественному блаженству и воссоединение с духом. Теон из Смирны удачно 
приравнивает философическую дисциплину к мистическим обрядам:
      “Философия, — говорит он, — может быть названа посвящением в истинные 
сокровенные тайны и в настоящие мистерии. Имеются пять частей посвящения: I — 
предварительное очищение, II — допущение к участию в сокровенных обрядах, III — 
эпоптическое откровение, IV — облачение или возведение на трон, V — последняя, 
возникающая изо всех предыдущих — дружба и внутреннее общение с Богом и 
радостное пользование теми благами, которые возникают от близкого общения с 
божественными существами. Платон обозначает названием эпоптейя или персональным 
лицезрением совершенное созерцание вещей, которые смутно, интуитивно 
предощущались, а также абсолютных истин и идей. Он также считает повязывание 
головы и коронование аналогами той власти, которую посвящаемый принимает от 
своих наставников — власти повести других к тому же созерцанию. Пятая степень — 
это наивысшее счастье отсюда возникающее, согласно Платону, состоит в 
присоединении к божественности, ассимиляции ее настолько, насколько позволяет 
человеческая природа” [4, с. 47].
     Таков платонизм.
      “От Платона исходит все, — говорит Ральф Уолдо Эмерсон, — о чем пишут и 
спорят мыслители”.
     Он вобрал в себя всю ученость своего времени — греческую от Философа до 
Сократа, затем пифагорийскую в Италии, а затем всю, какую мог добыть из Египта 
и Востока. Он был настолько широкомыслящ, что вся философия Европы и Азии вошла 
в его доктрины. И вдобавок к культуре и мыслительным способностям он еще 
обладал душою и талантом поэта.
     Последователи Платона, в общем, строго придерживались его психологических 
теорий. Однако, некоторые, подобно Ксенократу, отважились на более смелые 
спекуляции Спевсипп, племянник и наследник великого философа был автором 
“Анализа чисел”, трактата о пифагорийских числах. Некоторые из его спекуляций 
не вошли в написанные “Диалоги”; но он был слушателем ненаписанных лекций 
Платона, и Энфилд прав, утверждая, что он не отклонился от своего учителя. Хотя 
его не называют по имени, по-видимому, он был тем противником, которого 
критиковал Аристотель, когда выступал по поводу цитаты в аргументе Платона 
против доктрины Пифагора, что все вещи сами по себе являются числами или, 
вернее, не отделимы от идеи чисел. Он особенно старался доказать, что 
платоническая доктрина об идеях существенно отличалась от пифагорийской 
доктрины, что в ней предполагается, что числа и величины существуют отдельно от