Таковы были результаты, достигнутые этой древней и внушительной 
брахманической цивилизацией. Что можем предложить для сравнения мы? Что можем 
мы поставить рядом с такими величественными достижениями прошлого, что могло бы 
показаться таким грандиозным и возвышенным, что оправдало бы наше хвастовство о 
превосходстве над невежественной древностью? Какими карликовыми кажутся даже 
наши величайшие биологи и богословы рядом с открывателями геометрии и алгебры, 
конструкторами человеческой речи, родителями философии, первоначальными 
излагателями религии, адептами психологических и физических наук! Назовите нам 
любое современное открытие, и мы отважимся сказать, что не понадобится долгих 
поисков в истории Индии, чтобы отыскать там прототип этого открытия. Вот мы с 
полузавершенным переходом науки; все наши идеи находятся в процессе нового 
приспособления к теориям корреляции сил, естественного отбора, атомной 
полярности и эволюции. А тут, как бы в насмешку над нашей заносчивостью, над 
нашими опасениями и отчаянием, мы можем прочесть, что сказал Ману 
приблизительно за 10000 лет до рождения Христа: 
      “Первый зародыш был развит водою и теплом” [“Ману”, кн. I, шлока 8]. 
      “Вода поднимается в испарениях к небу; от солнца она снисходит дождем; от 
дождя рождаются растения, и от растении животные” (кн. III, шлока 76). 
      “Каждое существо приобретает качества своего непосредственного 
предшественника таким образом, что чем далее существо отдаляется от первичного 
атома своего ряда, тем больше он приобретает качеств и совершенств” (кн. I, 
шлока 20). 
      “Человек пересечет вселенную, постоянно поднимаясь и проходя через скалы, 
растения, червя, насекомых, рыб, змеи, черепах, диких животных, скот и высших 
животных... Такова низшая ступень” (там же). 
      “Таковы необходимые преображения, от растения до Брахмы, которые должны 
произойти в этом мире” (там же). 
      “Греческий”, — говорит Жаколио, — “всего лишь санскрит. Фидий и 
Пракситель изучали в Азии шедевры Даонтия, Рамана и Арьявоста. Платон меркнет 
перед Джемини и Веда-Вьяса, которых он буквально копирует. Аристотель исчезает 
в тени перед “Пурва-Миманса” и “Уттара-Миманса”, в которых можно найти все 
системы философии, переоткрытием которых мы теперь заняты, начиная от 
спиритуализма Сократа и его школы, скептицизма Пиррона, Монтегю и Канта, вплоть 
до позитивизма Литтрэ”. 
     Тех, кто засомневается в точности последующей выдержки, приведенной 
дословно, отсылаем к “Уттара-Миманса”, или “Веданте” Вьясы, который жил в эпоху,
 которая по брахманской хронологии относится к 10400 годам до нашей эры: 
      “Мы можем только изучать феномены, проверять их и считать их относительно 
истинными, но ничто во вселенной ни посредством восприятия, ни посредством 
индукции, ни при помощи чувств, ни посредством рассуждений не в состоянии 
продемонстрировать существование Первопричины, которая в каком-то отрезке 
времени породила вселенную, поэтому науке не следует обсуждать ни возможность, 
ни невозможность существования этой Первопричины”. 
     Итак, медленно, но верно, будет реабилитирована вся античность. Истина 
тщательно отсеется от преувеличений; многое, что теперь считается вымыслом, 
может еще обернуться в очевидные факты, а “факты и законы” современной науки 
могут оказаться на свалке не оправдавших себя мифов. Когда сотни лет до нашей 
эры индийский Брахмагупто утверждал, что звездами усеянное небо бездвижно и что 
ежедневный восход и заход светил подтверждает вращение земли на своей оси; и 
когда Аристарх из Самоса, родившийся за 267 лет до Р. X., и пифагорейский 
философ Нисетэ, сиракузец, утверждали то же самое, насколько им люди поверили, 
пока не настало время Коперника и Галилео? И система этих двух выдающихся 
деятелей науки — система, которая революционизировала весь мир — как долго ей 
будет позволено оставаться в единой и безмятежной целостности? Разве у нас нет 
в настоящее время в Германии ученого, некоего профессора Шеффера, который в 
публичных лекциях в Берлине пытается доказать, что: 1) Земля неподвижна; 2) 
Солнце только немножко больше, чем кажется; и 3) Тихо Браге был совершенно прав,
 а Галилео ошибался?429 А в чем состояла теория Тихо Браге? В том, что Земля 
стоит недвижно в центре Вселенной и что вокруг нее, как центра, оборачивается 
весь небесный свод в течение 24 часов; и наконец, что Солнце и Луна, помимо 
этого движения, проходят по кривым линиям, присущим только им, тогда как 
Меркурий, вместе с остальными планетами, описывает эпицикл. 
     У нас определенно нет ни малейшего намерения терять время и место в книге 
ни на опровержение, ни на поддержку этой новой теории, которая подозрительно 
похожа на старые теории Аристотеля и даже Достопочтимого Беда. Пользуясь 
выражением великого Наполеона, мы предоставим ученой армии академиков “самим 
перестирать семейное белье”. Но мы, тем не менее, хотим воспользоваться таким 
хорошим случаем, какой предоставляет это отступничество, чтобы еще раз 
потребовать у науки ее диплом или патент на непогрешимость. Увы! Не это ли есть 
результаты ее хваленого прогресса? 
     Недавно в силу фактов нашего собственного наблюдения, подтвержденных 
свидетельством множества очевидцев, мы робко рискнули высказать утверждение, 
что столы, медиумы и индийские факиры иногда левитируют. И когда мы к этому 
добавили, что если такой феномен происходил бы только раз в столетие, “без 
помощи видимого механического воздействия, то это явилось бы проявлением закона 
природы, о котором наши ученые пока что ничего не знают”, — нас назвали 
“иконоборцами”, а газеты обвинили нас в незнании закона тяготения. Иконоборцы 
мы или нет, но мы никогда не думали обвинять науку в том, что она отрицает 
вращение земли вокруг своей оси и ее вращение вокруг солнца. По крайней мере, 
два этих светильника на маяке Академии, как мы думали, будут содержаться в