Куско расположены меньшие сокрытые хранилища, заполненные сокровищами из золота 
и драгоценных камней, накопленных многими поколениями инков, и общая их 
ценность неисчислима. 
     Мы обладаем точным планом туннеля, гробницы и дверей, каковой план дал нам 
в то время старый перуанец. Если бы мы когда-либо вздумали воспользоваться этим 
секретом, то нам потребовалось бы в значительной мере содействие Перуанского и 
Боливийского правительств. Не говоря уже о физических препятствиях, ни один 
человек отдельно и даже небольшая группа не могли бы взяться за исследование 
без того, чтобы не столкнуться с армией контрабандистов и разбойников, которыми 
кишит это побережье; и в эту армию, в сущности, входит почти все население. 
Одна только задача очищения удушливого воздуха коридора, куда сотни лет никто 
не входил, — серьезное задание. Однако, сокровища там лежат, и традиция гласит, 
что они будут там лежать до тех пор, пока последние остатки испанского 
владычества не исчезнут как из Северной, так и из Южной Америки. 
     Сокровища, вырытые из земли доктором Шлиманом в Микенах, пробудили 
всеобщую жадность, и глаза авантюристических спекулянтов обращены к тем 
местностям, где, по предположениям, захоронены богатства древних народов — в 
тайниках или в пещерах, под песком или аллювиальными наносами. Но нет другой 
местности, не исключая даже Перу, к которой относилось бы так много традиций, 
как к пустыне Гоби. В независимой Татарии эти, под завывающим ветром, 
перемещающиеся пески, если повествования правильны, представляли собою 
богатейшие империи, какие когда-либо видел мир. Говорят, что под поверхностью 
пустыни лежат такие богатства, заключающиеся в золоте, ювелирных изделиях, 
скульптуре, оружии, сосудах и всем, что относится к человеческой роскоши и 
изящным искусствам, что ни одна из ныне существующих столиц христианского мира 
таким не обладает. Гобийские, ужасающим ветром гонимые, пески регулярно 
движутся с востока на запад. Временами некоторые из этих скрытых сокровищ 
обнажаются, но ни один туземец не осмеливается прикоснуться к ним, ибо вся эта 
область под запретом мощных чар — смерть была бы наказанием. Бахти — уродливые, 
но верные гномы, охраняют сокрытые сокровища доисторических народов, дожидаясь 
того дня, когда вращение циклических периодов снова раскроет людям их историю в 
назидание человечеству. 
     Согласно местным преданиям, гробница Чингис-Хана все еще существует у 
озера Табасун Нор. В ней, как бы уснувший, лежит монгольский Александр. По 
истечении трех с лишним веков он проснется и снова поведет свой народ к новым 
победам и к другому пожинанию славы. Хотя это пророческое предание будет 
встречено с большим недоверием, мы можем подтвердить как факт, что сама 
гробница не выдумка и что ее поразительное богатство не преувеличение. 
     Область Гобийской глухомани, фактически, вся площадь независимой Татарии и 
Тибета ревниво охраняется от иностранного вторжения. Те, кому разрешается 
пересекать ее, находятся под особым наблюдением и водительством агентов, 
назначаемых высшими властями, и они не должны сообщать внешнему миру никакой 
информации о местах и лицах. Если бы не было этого ограничения, то даже мы 
могли бы дать на этих страницах много описаний о исследованиях, открытиях и 
приключениях, которые читались бы с интересом. Рано или поздно настанет время, 
когда страшные пески пустыни выдадут свои давным-давно захороненные тайны, и 
тогда наше современное тщеславие испытает неожиданное унижение. 
      “Люди страны Пашай”,414 — говорит Марко Поло, отважный путешественник 
XIII века, — “являются великими адептами в колдовстве и в дьявольских 
искусствах”. 
     И его ученый редактор добавляет: 
      “Этот Пашай, или Удиана, была родиной Падма Самбхавы. одного из главных 
апостолов ламаизма, то есть тибетского буддизма, и великого мастера чарований. 
Доктрины Сакья, когда они были преобладающими в старину, вероятно, носили 
сильные следы шиваистской магии, и тибетцы рассматривают эту местность, как 
классическую землю колдовства и чарований”. 
     “Старина”, точно такая же, как и “новые времена” — ничто не изменилось в 
отношении пользования магией, за исключением того, что это пользование стало 
еще более эзотеричным и засекреченным по мере возрастания любопытства различных 
путешественников. Хуан-Цзан, этот благочестивый и храбрый человек, говорит о 
тамошних обитателях: 
      “Эти люди... любят учение, но не отдаются ему с увлечением. Наука 
магических формул стала для них регулярным профессиональным делом” [388]. 
     Мы не будем опровергать сказанного преподобным китайским паломником по 
этому поводу и охотно допускаем, что в седьмом веке некоторые люди превратили 
магию в “доходное дело”; точно также поступают некоторые люди и теперь, но так 
не поступают истинные адепты. И не Хуан-Цзан, благочестивый отважный человек, 
рисковавший сотню раз своей жизнью, чтобы приобщиться к блаженству узреть тень 
Будды в Пешаверской пещере, являлся тем человеком, который стал бы обвинять 
святых лам и обезьянничающих тауматургов, что они, демонстрируя магию 
путешественникам, превратили ее в “доходную профессию”. Наверное, Хуан-Цзан ни 
на минуту не забывал приказа Будды, заключающегося в его ответе царю 
Прасенагиту, своему покровителю, который посетил его, чтобы требовать 
совершения чудес. 
      “Великий царь”, — сказал Гаутама, — “я не преподаю закона моим ученикам, 
говоря им, — “идите, вы, святые, и совершайте, пользуясь нашими 
сверхъестественными силами, перед брахманами и домохозяевами чудеса, 
превосходящие все, что какой-либо человек может совершить”. Я говорю им, когда 
учу закону — “живите, вы, святые, скрывая свои добрые деяния и обнажая ваши 
грехи””.