комнате, двери которой вы сами заперли, и ключи находятся у вас в руках, — 
вдруг исчезает, как исчезает вспышка молнии, и вы нигде его не видите, а только 
слышите его голос из разных частей комнаты — голос, обращающийся к вам и 
смеющийся над вашим замешательством, то, конечно, такое знание не может быть 
недостойным ни мистера Гёксли, ни доктора Карпентера. Разве это не так же 
достойно траты времени, как меньшая тайна — почему петухи на скотном дворе 
кричат в полночь? 
     О том, что мавр Ибн Батута видел в Китае около 1348 г., полковник Гулу 
узнал от Эдварда Мелтона [326, с. 468], “англо-голландского путешественники”, 
который был свидетелем такой же сцены в Батавии около 1670 г.: 
      “Один из той же самой группы (фокусников)”, — говорят Мелтон, — “взял 
небольшой моток шнура, захватив в руку один его конец, бросил моток в воздух с 
такою силою, что второй конец его потерялся из виду. Затем фокусник с 
неописуемой скоростью полез по шнуру наверх... Я стоял полный изумления, дивясь,
 куда он мог скрыться, как вдруг, перевертываясь на лету, с неба упала одна его 
нога; мгновением позже упала рука и т. д. ... Короче говоря, все члены его тела 
один за другим попадали на землю, где слуга их подбирал и бросал в корзину. 
Последней с неба свалилась голова, и как только она коснулась земли, тот, кто 
до сего времени собирал упавшие части и складывал их в корзину, — схватил ее и 
опять как попало, вывалил ее содержимое на землю. Затем я прямо вот этими 
глазами видел, как эти конечности поползли друг к другу и снова образовали 
целого человека, который тут же встал и пошел безо всяких следов повреждения!.. 
Никогда в жизни я не был столь ошеломлен... и я более не сомневался, что эти 
заблудшиеся люди совершили все это с помощью Дьявола”. 
     В мемуарах императора Джахангира так описаны представления семи фокусников 
из Бенгалии: 
      “Девятое. Они привели человека и отрезали у него конечность за 
конечностью, отрезав, наконец, и голову Эти искалеченные члены они разбросали 
по земле, где они и пролежали некоторое время. Затем над тем местом натянули 
простыню и один из этих людей залез под нее, откуда вскоре появился обратно в 
сопровождении того человека, которого мы считали изрезанным на куски, причем он 
был совершенно здоров и в хорошем состоянии... Двадцать Третье. Они достали 
цепь длиною в 50 кубит и в моем присутствии бросили один ее конец кверху, в 
небо, где он и остался, как бы привязанный к чему-то. Затем к нижнему концу 
цепи подвели собаку, и как только она коснулась нижнего конца цепи, то сразу 
побежала по ней кверху и, достигнув другого конца, немедленно исчезла в воздухе.
 Подобным же образом один за другим были посланы на верх свинья, пантера, лев, 
тигр, и все одинаково исчезали на верхнем конце цепи; наконец, фокусники 
стащили цепь вниз и положили ее в мешок, и никто так и не открыл, каким образом 
они заставляли этих разных зверей исчезать в воздухе вышеописанным путем” [327, 
с. 99, 102]. 
     У нас есть картина, написанная с натуры, где изображен такой персидский 
фокусник с разбросанными перед ним частями тела человека, только минуту до 
этого стоявшего перед нами целым и невредимым. Мы видели таких фокусников и 
были свидетелями их представлений неоднократно в разных местах. 
     Помня всегда, что мы отвергаем идею о чуде, и еще раз возвращаясь к более 
серьезным феноменам, мы хотели бы задать вопрос, какое логичное возражение 
может быть выдвинуто против того, что многие тауматурги совершали воскрешение 
мертвых? Факир, описанный в нью-йоркской газете “Франко-Америка”, мог дойти 
достаточно далеко, чтобы сказать, что воля человека обладает такой потрясающей 
мощью, что она может снова оживить кажущееся мертвым тело путем привлечения 
обратно уходящей души, которая еще не успела окончательно порвать ту нить, 
которая при жизни удерживала душу и тело вместе. Дюжины таких факиров разрешили 
похоронить их заживо в присутствии тысячи свидетелей, и недели спусти они снова 
были оживлены. И если факиры знают секрет этого искусственного процесса, 
аналогичного зимней спячке животных, то почему не допустить мысли, что их 
предки, гимнософисты, и Аполлоний Тианский, который учился у последних в Индии, 
и Иисус, и другие пророки и провидцы, которые все знали о тайнах жизни и смерти 
больше любого из наших современных ученых, — могли воскрешать умерших мужчин и 
женщин? И, будучи вполне знакомы с тою властью, — с тем таинственным нечто, 
“которое наука еще не в состоянии понять”, как признается профессор Ле Конте, — 
зная, тем более, “откуда оно пришло, и куда оно уходит”, Елисей, Иисус, Павел и 
Аполлоний, аскеты энтузиасты и ученые, посвященные, могли легко вызвать обратно 
к жизни любого человека, который “не был мертв, а только спал”, и в этом не 
было никакого чуда. 
     Если молекулы трупа насыщены физическими и химическими энергиями живого 
организма [328, с. 37-50], то что может помешать тому, чтобы их снова привести 
в движение при условии, что мы знаем природу жизненной силы и умеем управлять 
ею? Материалист, пожалуй, не выдвинет против этого возражений, ибо для него 
здесь нет вопроса об обратном водворении души. Для него душа не существует, и 
человеческое тело может рассматриваться просто как жизненная машина — локомотив,
 который начнет двигаться, как только к нему будут применены нагревание и сила, 
и который остановится, когда нагрев и сила будут у него отняты. Для богослова 
это же труднее, ибо, по его мнению, смерть перерезает связь, которая связывала 
душу с телом, и она не более способна снова возвратиться в тело, чем ребенок 
способен снова начинать утробную жизнь в чреве матери после того, как он 
отделился от матери и пуповина была перерезана. Но философ герметизма стоит 
между этими двумя антагонистами, как хозяин положения. Он знает природу души — 
формы, состоящей из нервного флюида и атмосферного эфира — и знает, как сделать 
жизненную силу активной или пассивной по желанию до тех пор, пока не разрушен