|
богатством, забавами и развлечениями общественной жизни; культивирование
грациозных манер, одевание со вкусом, социальные преимущества, разница в
образовании опьяняют и восторгают этих заживо мертвых; но, продолжает
красноречивый проповедник, — “эти люди со всей их грацией, богатым одеянием и
блестящими достижениями мертвы в глазах Господа и ангелов, и будучи измеренными
истинной и нерушимой мерой, не более обладают жизнью, чем скелеты, плоть
которых уже обратилась в прах”. Большое развитие интеллектуальных способностей
отнюдь не подразумевает духовной и правдивой жизни. Многие из наших величайших
ученых только живые трупы — у них нет духовного зрения, потому что дух покинул
их. Мы могли бы проследить все века, обследовать всякие занятия, взвешивать все
человеческие достижения, исследовать все формы общества — и везде бы мы нашли
их, духовно умерших.
Пифагор учил, что целая вселенная представляет обширную систему
математически правильных комбинаций. Платон представлял божество
геометризирующим. Мир поддерживается тем же законом равновесия и гармонии, по
которому он был построен. Центробежная сила не могла бы во вращении сфер
проявляться без центростремительной силы; все формы являются произведениями
этой двойственной силы в природе. Поэтому для иллюстрации нашей мысли мы можем
обозначать дух, как центростремительную, а душу, как центробежную духовные
энергии. Находясь в полной гармонии, обе силы дают один результат; нарушьте или
повредите центростремительное движение земного обитателя, стремящееся к центру,
которое его притягивает; нарушьте это продвижение, налепив на него вес тяжелее
того, который он в состоянии нести, и гармония целого, которая есть его жизнь,
будет разрушена. Индивидуальная жизнь может продолжаться только будучи
поддерживаемой этой двойственной силой. После смерти развращенного и злого
человека для него наступает критический момент. Если в течение жизни
окончательные и отчаянные усилия внутреннего Я снова соединиться со слабо
мерцающим лучом своего божественного родителя остались в пренебрежении; если
этот луч подвергался закрыванию его все более нарастающей корой материи, то
душа, освободившись после смерти от тела, последует за своими земными
влечениями и будет магнетически вовлечена и удержана в густых туманах
материальной атмосферы. Затем она начинает погружаться ниже и ниже, пока
наконец очутится, когда придет в сознание, в том, что древние называли Гадес.
Полное уничтожение такой души никогда не происходит мгновенно; это может
длиться столетия, ибо природа ничего не совершает рывками, а так как астральная
душа построена из элементов, то закон эволюции должен дожидаться своего времени.
А затем начинает действовать суровый закон возмездия, буддийский Ин-янь.
Этот класс духов называется “наземными” или “земными элементариями”, в
отличие от других классов, как мы указывали во введении. На Востоке их называют
“Братьями тени”. Коварные, подлые, мстительные, ищущие возможности вымещать
злобу за свои страдания на человечество, они, до окончательного уничтожения,
становятся вампирами, вурдалаками и выдающимися актерами. Они являются ведущими
“звездами” на великой сцене спиритуалистических “материализаций”, каковой
феномен они выполняют с помощью более разумных настоящих по рождению
“элементальных” тварей, которые носятся вокруг и приветствуют их с восторгом в
своих сферах. Генри Кунрат, великий германский каббалист, на одной из своих
редких картин, Amphitheatri Sapientioe Жternoe, изобразил четыре класса этих
человеческих “элементарных духов”. Когда пройден порог святилища посвящений,
когда адепт уже приподнял “Завесу Изиды”, таинственной и ревнивой богини, тогда
ему уже нечего бояться, но до тех пор он в постоянной опасности.
Хотя Аристотель сам, как бы в предвидении современных физиологов,
рассматривал человеческий ум как материальную субстанцию и высмеивал
гилозоистов, тем не менее он вполне верил в существование “двойника”, души или
духа и души [235, lib. II]. Он смеялся над Страбоном за то, что тот верил, что
частицы материи, per se, могли обладать жизнью и разумом настолько, что сами по
себе постепенно развились в такой многообразный мир, как наш [265, an. lib. I,
c. 1]. За возвышенную нравственность его “Никомаховой этики” он обязан
тщательному изучению “Этических фрагментов Пифагора”; легко доказать, что
последний был для него источником, откуда он брал идеи, хотя и не мог клясться
тем, “кто открыл тетрактис”.238 В конечном счете, что мы знаем определенного об
Аристотеле? Его философия настолько затемнена, что он постоянно предоставляет
читателю самому своим воображением дополнять нехватающие звенья его логических
выводов. Кроме того, его произведения; прежде чем дойти до наших ученых,
которые восторгаются кажущимися атеистическими аргументами в поддержку его
доктрин о судьбе, — прошли слишком много рук, чтобы остаться непорочными. От
Теофраста, его наследника, они перешли к Нилусу, чьи наследники предоставили им
плесневеть в подземных пещерах почти 150 лет,239 после чего мы узнаем, что его
рукописи были скопированы и увеличены Апелликоном из Теоса, который снабдил
трудно разбираемые параграфы собственными догадками, может быть, извлеченными
из недр собственного сознания. Наши ученые девятнадцатого века могли бы извлечь
несомненную пользу из примера Аристотеля, если они настолько стремятся
подражать ему на самом деле, насколько готовы швырнуть его индуктивный метод и
материалистические идеи на головы платонистов. Мы приглашаем их собирать факты,
настолько же тщательно, как собирал он, вместо отрицания тех фактов, о которых
они ничего не знают.
То, что мы сказали в главе введения и в других местах о медиумах и
тенденции их медиумических способностей, основано не на догадках и умственных
спекуляциях, но на действительном опыте и наблюдениях. Навряд ли существует
какая-либо фаза медиумических проявлений, которую мы не видели бы в течение
прошедших двадцати пяти лет в различных странах. Индия, Тибет, Борнео, Сиам,
|
|