оказались бы лжецами. Ибо Цицерон нам говорит, что он видел всю “Илиаду” 
написанной на коже такого миниатюрного размера, что ее в скатанном виде можно 
было поместить в ореховую скорлупу; а Плиний утверждает, что у Нерона было 
кольцо со вделанным в него стеклом, через которое он издали наблюдал бои 
гладиаторов. Истинно, когда нам говорят, что Мауриций с помощью инструмента, 
называемого наускопит, мог с мыса Сицилии наблюдать через море берег Африки, — 
мы должны или думать, что все исторические свидетели солгали, или допустить, 
что древние были более, чем едва знакомы с оптикой и увеличительными стеклами. 
Уэндэлл Филлипс сообщает, что у него есть друг, который является обладателем 
чрезвычайно интересного кольца 
      “приблизительно три четверти дюйма в диаметре, и на нем обнаружена фигура 
бога Геркулеса. С помощью увеличительных стекол вы можете различить 
переплетающиеся мускулы и сосчитать каждый отдельный волосок на бровях... 
Раулинсон привез домой камень длиною около 20 дюймов и 10 в ширину, на котором 
изложен целый трактат по математике. Без увеличительных стекол он совершенно не 
поддается чтению... В музее доктора Эбботта имеется кольцо Хеопса, которое 
Бунзен относит к 500 году до Р. X. Печатка на кольце размером в четверть 
доллара, а гравировка на ней невидима невооруженному глазу без помощи 
увеличительных стекол... В Парме вам покажут драгоценный камень, который 
когда-то носил на своем пальце Микеланджело; гравировка на нем двухтысячелетней 
давности и изображает фигуры семи женщин. Вам нужно иметь сильные 
увеличительные стекла, чтобы быть в состоянии их разглядеть... Таким образом”,
 — добавляет ученый лектор, — “микроскоп, вместо того, чтобы считаться 
изобретением нашего времени, находит своих братьев в Пятикнижии Моисея — и это 
старшие братья”. 
     Вышеприведенные факты, кажется, не свидетельствуют о том, что древние 
обладали лишь “некоторыми сведениями по оптике”. Поэтому совершенно не 
соглашаясь с этим и в особенности с профессором Фиске по поводу его критики 
трудов профессора Дрейпера “История конфликта” [48] и его “Незримый мир”, — мы 
находим в прекрасных трудах профессора Дрейпера, как критика истории, только 
один единственный недостаток — он иногда злоупотребляет своими собственными 
оптическими инструментами с целью преувеличения атеизма пифагорейца Бруно, он 
рассматривает его через выпуклые линзы; когда же он говорит о познаниях древних,
 он, очевидно, смотрит через вогнутые линзы. 
     Можно, просто, восторгаться, следя в различных современных трудах как 
набожных христиан, так и скептиков, хотя и очень ученых людей, как осторожно 
они проводят демаркационную линию между тем, в чем мы должны и в чем не должны 
мы верить древним авторам. Никакое доверие им не допускается без того, чтобы не 
сопровождалось определительным предостережением. Если Страбон говорит нам, что 
древняя Ниневия была 47 миль по периферии, и его свидетельство принимается как 
достоверное, то почему это должно быть по-другому, как только Страбон 
свидетельствует об исполнении пророчеств Сивилл? Где здравый смысл, когда 
Геродота называют “Отцом Истории”, а затем тут же, не переведя дыхания, 
обвиняют его в глупой тарабарщине, как только он начинает повествовать об 
изумительных явлениях, которым он был очевидцем? В конце концов, возможно, что 
такая осторожность сейчас нужна более, чем когда-либо, так как наша эпоха 
окрещена “Веком Открытий”. Разочарование может оказаться слишком жестоким для 
Европы. Порох, который долгое время считали изобретением Бэкона и Шварца, 
объявлен теперь в школьных учебниках изобретением китайцев, которые применяли 
его для сравнения холмов и взрывания скал много веков до нашей эры. 
      “В музее Александрии”, — говорит Дрейпер, — “была машина, которую изобрел 
Герон, математик, немного более, чем 100 лет до Р. X. Она вращалась силою пара 
и была такой конструкции, какую в наши дни мы назвали бы реактивным двигателем..
. Случай не имел никакого отношения к изобретению современной паровой машины” 
[48, с. 311]. 
     Европа гордится открытиями Коперника и Галилея, а нам теперь говорят, что 
астрономические наблюдения халдеев простираются назад на сотню лет до потопа; а 
Бунзен относит потоп не менее чем за 10000 лет до нашей эры [74, т. V, с. 88]. 
Мало того, один китайский император, живший более чем за 2000 лет до Р. X. (т. 
е. до Моисея), предал смертной казни двух своих главных астрономов за то, что 
они не предсказали состоявшегося солнечного затмения. 
     Следует отметить в качестве примера неточности ходячих мнений в отношении 
претензии современной науки, что открытие неуничтожаемости материи и корреляции 
энергий, в особенности последней, должны считаться ее венценосным триумфом. Это 
“наиболее важное открытие нынешнего века”, — выразился по поводу корреляции 
энергий Уильям Армстронг в своей знаменитой речи, как председатель Британского 
общества. Но это “важное открытие”, в конечном счете, совсем не является 
открытием. Его источник, оставив неотрицаемые следы, находимые у философов 
древности, затерялся в густых сумерках доисторических дней Первые его следы 
открываются в неясных размышлениях ведической теологии, в учении об 
эманировании и абсорбировании, короче говоря, о нирване. Джон Ориген обрисовал 
его в своей смелой философии в восьмом веке, и мы приглашаем каждого, кто хочет 
убедиться в истине сказанного, прочесть его “De Divisione Naturae”. Наука 
говорит, что когда теория неуничтожаемости материи (тоже, кстати сказать, очень,
 очень старая идея Демокрита) была продемонстрирована, ее пришлось 
распространить и на энергию. Никакая частица материи никогда не может быть 
утеряна; никакая часть существующей в природе энергии не может исчезнуть; 
следовательно, энергия так же оказалась неуничтожаемой, а ее различные 
проявления или силы в различных видах, как было показано, взаимно обратимы и 
являются только различными видами движения материальных частиц. И таким образом