Магнетизм чистой любви есть создатель всего сотворенного. В обычном смысле 
любовь между двумя полами есть электричество, и он называет ее amor febris 
species — нервное возбуждение вида. Существует магнетическое притяжение двух 
родов: симпатия и зачарование; первая свята и естественна; второе — зло и 
противоестественно. Последнее, зачарование, мы должны приписать ядовитой жабе, 
которая после простого открытия рта принуждает проползающего червя или 
насекомого устремляться в этот рот на свою погибель. Олень так же, как и 
меньшие животные, привлекается дыханием удава и принуждается неотразимою силою 
приблизиться на нужное для охвата расстояние. Электрическая рыба торпедо 
отталкивает руку с такою силою, что рука на некоторое время немеет. Чтобы 
пользоваться такою силою для благих целей, человеку требуются три условия: 1) 
благородство души; 2) сильная воля и способность воображения; 3) более слабый 
объект, чем магнетизер; иначе он не поддастся. Человек, свободный от мирских 
побуждений и чувственности может таким образом вылечивать наиболее 
“неизлечимые” болезни, и зрение его может стать ясновидящем и пророческим. 
     Любопытный пример вышеупомянутого всеобщего притяжения между всеми телами 
планетной системы и всем органическим так же, как и неорганическим, 
принадлежащим им, можно найти в странном старом томе семнадцатого века. В нем 
содержатся путевые заметки и официальный доклад королю Франции от его посла 
Лоубэ о том, что он видел в королевстве Сиам. 
      “В Сиаме”, — говорит он, — “имеются два вида пресноводных рыб, которые 
называются пал-оут и пла-кади. Будучи посолены и помещены в неразрезанном 
(цельном) виде в котел, они в точности следуют морскому приливу и отливу, 
поднимаясь выше и опускаясь ниже в котле в соответствии с приливом и отливом”.
157 
     Лоубэ экспериментировал с этими рыбами долгое время вместе с 
правительственным инженером по имени Винсент, и поэтому ручается за 
справедливость этого утверждения, на которое сначала смотрели, как на праздные 
басни. Это таинственное притяжение настолько мощно, что оно действует на рыб 
даже тогда, когда их тела совсем сгнили и распадаются на куски. 
     В странах, не подвергшихся цивилизации — вот, где особенно следует искать 
объяснения и наблюдать проявления той тонкой энергии, которую философы 
древности называли “мировой душой”. Только на Востоке и в бескрайних землях 
Африки исследователь психологии найдет обильную пищу для своей жаждущей истины 
души. И причина этому очевидна. Атмосфера в населенных местах очень испорчена 
дымом и испарениями фабрик, паровых машин, железных дорог и пароходов, в 
особенности миазматическими испарениями живых и мертвых. Природа в своих 
проявлениях настолько же зависима от условий, насколько человеческое существо 
от них зависит, и ее могучее дыхание, так сказать, легко может быть нарушено, 
задержано, и корреляция ее сил может быть разрушена на данном месте, как будто 
бы она — человек. Не только климат, но также оккультные ежедневно ощущаемые 
влияния не только видоизменяют психофизическую природу человека, но даже в 
какой-то степени вносят изменения в конституцию так называемой неорганической 
материи, причем эту степень европейская наука недостаточно себе представляет. 
Так в лондонском “Медицинском и хирургическом журнале” дается совет хирургам не 
возить с собою ланцетов в Калькутту, так как на личном опыте установлено, “что 
английская сталь не выносит индийской атмосферы”; по той же причине связка 
английских или американских ключей совершенно покрывается ржавчиной после 
двадцати четырех часового пребывания в Египте, тогда как предметы из местного 
железа не окисляются. Также было обнаружено, что сибирский шаман, давший 
неоспоримые доказательства своего оккультного могущества среди своих земляков 
чукчей, постепенно и часто совсем терял свою силу после прибытия в туманный 
Лондон. Разве внутренний организм человека менее чувствителен к климатическим 
влияниям, чем кусок стали? И если нет, то почему мы должны с сомнением 
относиться к свидетельствам путешественников, которые, может быть, день за днем 
наблюдали, как шаман творил наиболее удивительные феномены в своей родной 
стране, и отрицать возможность существования таких сил лишь потому, что он не 
может совершать того же в Лондоне или в Париже? В своей лекции об “Утерянных 
искусствах” Венделл Филлипс доказывает, что кроме того, что на человеческую 
психологию влияет климат, у восточных народов физические чувства гораздо больше 
обострены, чем у европейцев. Французские красильщики, которых никто не может 
превзойти в искусстве, по его словам, “имеют теорию, что существует некий очень 
нежный оттенок синего, которого европейцы не видят... А в Кашмире, где девушки 
делают шали стоимостью 30000 долларов, они показывали лионскому красильщику 
триста самостоятельных, отличающихся друг от друга цветов, которые он не только 
не может воспроизвести, но даже не может различить”. Если существует такое 
большое различие в остроте внешних чувств у двух рас, почему не может быть того 
же самого и в отношении психических способностей? Кроме того, глаза кашмирской 
девушки в состоянии видеть объективно цвет, который в самом деле существует, но,
 оставаясь для европейца неуловимым, он для него не существует. Почему же тогда 
не признать, что некоторые своеобразные организмы, которых считают обладателями 
так называемого второго зрения, видят картины так же объективно, как девушки 
видят цвета, и поэтому эти картины, вместо того, чтобы быть галлюцинациями, 
вызванными воображением, являются, наоборот, отражениями реально существующих 
предметов и лиц, запечатленных на астральном эфире, как это трактуется древней 
философией “Халдейских оракулов”, и к чему пришли современные исследователи: 
Бэбедж, Джевонс и авторы “Невидимой вселенной”? 
      “Три духа живут и побуждают человека к действию”, — учит Парацельс; — 
“три мира изливают свои лучи на него; но все три только как образ и отзвук 
одного и того же всестроющего и объединяющего принципа производства. Первый —