| |
природы и открывающего взорам вид на мир духов, то рассудительный ум потрясен
убеждением, что если духовное Эго одного человека может совершить так много, то
способности Духа-Отца соответственно должны быть настолько мощней и обширней,
насколько океан мощнее и обширнее одной капли. Ex nihilo nihil fit;1 докажите
существование души у человека посредством ее чудодейственных сил — и вы
докажете существование Бога!
В нашей учебе нам показали, что тайны не есть тайны. Имена и места,
которые для западного ума имели значение только восточных сказок, были нам
показаны, как реальности. С благословением мы вступили в духе в храм Изиды,
чтобы отодвинуть завесу “того, кто есть, был и будет” в Саисе; чтобы заглянуть
через разодранную завесу в святая святых Иерусалима и даже задавать вопросы в
подземной часовне, которая когда-то существовала под священным зданием —
таинственная Бат-Кол. Филиа Воцис — дочь божественного гласа — отвечала с
седалища милосердия за завесой,2 и наука, теология и все человеческие гипотезы,
родившиеся от несовершенного знания, навсегда потеряли в наших глазах свой
авторитетный характер. Единственный живой Бог говорил через своего оракула —
человека, и мы были удовлетворены. Такое знание бесценно; и отказано в нем было
только тем, кто проглядел его, высмеивали его и отрицали его существование.
От таких ожидаем критики, осуждения и, возможно, враждебности, хотя эти
препятствия на нашем пути возникнут ни от обоснованности наших доказательств,
ни подлинных фактов истории, ни от недостатка здравого рассуждения у публики, к
которой мы обращаемся. Течение современной мысли явно направлено в сторону
либерализма как в религии, так и в науке. Каждый день приближает реакционеров к
той точке, где им придется сдать свой деспотический авторитет над общественным
сознанием, которым они так долго пользовались. Когда папа римский может дойти
до таких крайностей, как бросать осуждающие анафемы на головы тех, кто
поддерживает свободу прессы и слова, или настаивают, что в конфликтах между
гражданским и церковным законом предпочтение должно отдаваться первому, или что
любой метод обучения, чисто светского характера, должен санкционироваться;3 и
когда мистер Тиндаль, как рупор науки девятнадцатого века, говорит:
“Непоколебимая позиция науки может быть выражена в нескольких словах: мы
требуем и мы вырвем у теологии всю область космологической теории”,4 —
то не трудно предугадать, чем это кончится.
Века подчинения еще не совсем свернули жизненную кровь людей в кристаллы
вокруг ядра слепой веры; и девятнадцатый век является свидетелем борьбы гиганта,
когда он стряхивает с себя карликовые путы и встает на ноги. Даже
протестантская община Англии и Америки сейчас занята пересмотром текста своих
оракулов и будет вынуждена обнажить источники и достоинства самого текста. День
властвования догм над людьми докатился до своих сумерек.
Наше произведение поэтому является доводом в пользу признания
герметической философии, древней вселенской религии мудрости, являющейся
единственным ключом к Абсолютному в науке и в теологии. Чтобы показать, что мы
совсем не скрываем от себя серьезность нашего предприятия, мы можем заранее
сказать, что не будет ничего удивительного, если нижеперечисленные классы
ополчатся на нас:
Христиане, которые увидят, что мы ставим под сомнение свидетельства
подлинности их веры.
Ученые, которые увидят, что их претензии на непогрешимость помещены в ту
же связку, что и претензии римско-католической церкви, и по некоторым отдельным
подробностям мудрецы и философы древнего мира классифицированы выше, чем они.
Псевдоученые, разумеется, будут нападать на нас яростно.
Широкомыслящие церковники и свободомыслящие обнаружат, что мы не принимаем
того, что они принимают, но требуем признания всей истины.
Приверженцы догмы и различные авторитеты, которые прячут свои истинные
верования из-за уважения к общепринятым предрассудкам.
Наемники и паразиты прессы, которые проституируют ее более чем королевскую
власть и обесчещивают благородную профессию, найдут, что им легко насмехаться
над вещами, которые слишком чудесны, чтобы они их могли понять, ибо им плата за
абзац дороже, чем цена искренности. От многих может поступить честная критика,
а от многих — нет. Но мы смотрим в будущее.
Происходящая теперь борьба между партией общественного сознания и партией
реакции уже придала более здоровый тон мышлению. Навряд ли она может окончиться
иначе, как окончательной победой Истины над заблуждением. Мы опять повторяем —
мы трудимся для более светлого завтра.
И все же, когда мы учитываем то ожесточеннейшее сопротивление, на которое
мы идем, кто же тогда имеет больше права, нежели мы, выходя на арену, начертать
на нашем щите приветствие римских гладиаторов Цезарю:
MORITURUS TE SALUTВT!5
Нью-Йорк, сентябрь 1877 г.
ПЕРЕД ЗАВЕСОЙ
Джон — На стены вынести развернутые стяги!
— Король Генрих VI, акт IV.
|
|
