ное. Длится ли 
этот антракт между двумя действиями иллюзии жизни год или миллион лет, 
посмертное состояние человека может совершенно не отличаться от состояния 
человека в очень глубоком обмороке, безо всякого нарушения фундаментальных 
законов. Поэтому Бабу в отношении себя самого совершенно прав.
- Но как это может быть? - спросил полковник Олькотт, - ведь закон бессмертия 
не допускает никаких исключений, как вы сами сказали.
- Конечно он не допускает никаких исключений, но только в отношении вещей, 
которые реально существуют. Тому, кто подобно вам изучал Мандукья упанишаду и 
Сара-веданту, не следует задавать такие вопросы, - сказал Учитель с 
укоризненной улыбкой.
- Но ведь именно Мандукья упанишада, - робко заметил Нараян, - учит нас, что 
между Буддхи и Манасом, как и между Ишварой и Праджной, существует на самом 
деле не больше разницы, чем между лесом и его деревьями, озером и его водой.
- Совершенно верно, - ответил Учитель, - поскольку одно дерево, или даже сотня 
деревьев, которые утратили свои жизненные силы, или даже были вырваны с корнем, 
не могут воспрепятствовать тому, чтобы лес оставался лесом.
- Да, - сказал Нараян, - но в этом сравнении Буддхи - это лес, а Манас Тайджаси 
- деревья, и если первое является бессмертным, то как же может Манас Тайджаси, 
который есть то же самое, что и Буддхи, утратить свое сознание перед новым 
воплощением? В этом состоят мои затруднения.
- Ты бы не создал себе никаких трудностей, - сказал Учитель, - если бы 
позаботился о том, чтобы не смешивать абстрактную идею целого с причинным 
изменением формы. Запомни, что если говоря о Буддхи мы можем сказать, что оно 
является безусловно бессмертным, мы не можем сказать того же ни о Манасе, ни о 
Тайджаси. Ни первый, ни второй не имеет никакого бытия, отдельного от 
Божественной Души, потому что первый является атрибутом земной индивидуальности,
 а второй идентичен первому, только с добавлением в нем отражения Буддхи. В 
свою очередь, Буддхи был бы безличным духом без этого элемента, который он 
заимствует из человеческой души, и который обуславливает его и создает из него 
нечто, что имеет вид существа, отдельного от Вселенской Души, в течение всего 
цикла человеческих перевоплощений. Поэтому, если ты скажешь, что Буддхи-Манас 
не может умереть, и не может утратить сознание ни в вечности, ни в течение 
временных периодов прекращения жизни, ты будешь совершенно прав; но относить 
эту аксиому к качествам Буддхи-Манаса - это все равно, как если бы ты доказывал,
 что поскольку полковник Олькотт бессмертен, то и румянец его щек также 
обладает бессмертием. Таким образом, очевидно, что ты смешивал реальность, Сат, 
с ее проявлениями. Ты забыл о том, что, объединенная лишь с Манасом, 
светоносная сила Тайджаси становится лишь вопросом времени, так как бессмертие 
и посмертное сознание земной индивидуальности человека становятся условными 
качествами, зависящими от условий и убеждений, созданных им самим в течение 
жизни. Карма действует непрестанно, и мы пожинаем в следующем мире плоды того, 
что мы сами же посеяли в этой жизни.
- Но если мое эго может обнаружить себя после разрушения тела в состоянии 
полной бессознательности, тогда каково же может быть наказание за грехи, 
совершенные мной в течение моей жизни? - спросил полковник, задумчиво 
поглаживая свою бороду.
- Наша философия учит нас, - ответил Такур, - что наказание постигает эго лишь 
в его следующем воплощении, и что немедленно после смерти мы встречаем только 
вознаграждение за страдания земной жизни, страдания, которые не были заслужены 
нами. Таким образом, как вы можете видеть, все наказание состоит в отсутствии 
вознаграждения, в полном отсутствии сознания надежды и покоя. Карма - это 
ребенок земного эго, плод поступков его видимой индивидуальности, и даже мыслей 
и намерений духовного Я. Но в то же самое время, это любящая мать, которая 
залечивает раны, нанесенные в предыдущей жизни, перед тем, как вновь ударить 
это эго и нанести ему новые. В жизни смертного не существует такого несчастья 
или печали, которое не было бы плодом или прямым следствием дурного поступка в 
его прошлом воплощении; но, не имея ни малейшего воспоминания об этом в данной 
жизни и не чувствуя себя виновным, и поэтому несправедливо страдая, человек 
желает утешения и полного успокоения по другую сторону могилы. Для нашего 
духовного эго Смерть всегда избавитель и друг. Это либо мирный сон ребенка, 
либо сон, наполненный счастливыми мечтами.
- Насколько я помню, периодические воплощения Сутратмы2-59 сравниваются в 
Упанишадах с земной жизнью, которая проходит, срок за сроком, в снах и 
бодрствовании. Так ли это? - спросила я, желая повторить первый вопрос Нараяна.
- Да, это так; это очень хорошее сравнение.
- Я не сомневаюсь в том, что хорошее, - сказала я, - но я вряд ли понимаю его. 
После пробуждения человек просто начинает новый день, но его душа, так же как и 
его тело, являются теми же самыми, какими были вчера; тогда как в каждом новом 
воплощении не только его внешность, пол и даже индивидуальность, но, как мне 
кажется, все его нравственные качества полностью изменяются. И тогда, 
опять-таки, как может быть названо правильным это сравнение, если люди после 
своего пробуждения прекрасно помнят о том, что они делали не только вчера, но и 
за много дней, месяцев и даже лет до того, тогда как в данном воплощении они не 
сохраняют ни малейшего воспоминания о какой-либо прошлой жизни, какой бы она ни 
была. Конечно, человек после своего пробуждения может забыть, что он видел в 
своих снах, но он все же знает, что спал, и что он жил в течение своего сна. Но 
о нашей предыдущей жизни мы не можем сказать даже того, что мы жили. Что вы 
с