атривалось как дело демонов, как копии с Христианских 
оригиналов, изобильно распространявшихся в дохристианском мире, чтобы повредить 
принятию истины, когда появится она. Довольно трудно признать в более ранних 
доктринах копии, а в позднейших оригиналы, но, не вступая в спор с 
Юстином-Мучеником о том, копии ли предшествовали оригиналам, или оригиналы 
копиям, мы с чувством удовлетворения принимаем это свидетельство, что 
действительно существовали эти тождества между верованиями, распространенными в 
его эпоху в Римской Империи и новой религией, которую он старается защитить. 
Тертуллиан говорит не менее ясно, упоминая о тех обвинениях, которые бросались 
в его время Христианству: "Народы, – говорит он, не имеющие никакого понятия о 
духовных силах, приписывают своим идолам способность придавать воде такую же 
магическую силу". "Они делают это, – откровенно признается Тертуллиан, – но 
люди эти обманываются, употребляя воду, лишенную всякой силы. Ибо обливанья 
сопровождают их посвящения в некоторые священные обряды, присущие общеизвестной 
Изиде или Митре; и даже Богов самих они почитают посредством обливаний... На 
игрищах Аполлона и Элевсинских они принимают крещение; и они воображают, что 
последствием этого действия является возрождение и оставление наказания, 
заслуженного их вероломством. Признавая этот факт, мы видим еще раз в нем 
старание дьявола, стремящегося соперничать с божественными вещами, и также 
производящего крещение над своими подчиненными"*3.
Чтобы разрешить вопрос об этих тождествах, нужно изучить мифического Христа, 
Христа солнечных мифов или легенд, ибо мифы являют собой картинные формы, под 
которыми глубокие духовные истины давались миру. Вообще говоря, "миф" совсем не 
соответствует той идее, которую большинство не имеет о нем. Это не 
фантастический рассказ, основанный на действительном событии, и тем более не 
рассказ, совсем лишенный реальной подкладки. Миф несравненно ближе к истине, 
чем история, ибо история говорит нам лишь об отброшенных тенях, тогда как миф 
дает нам сведения о той сути, что отбрасывает от себя эти тени. Как вверху, так 
и внизу; и притом сперва вверху, а потом уже внизу. Существуют определенные 
великие принципы, на которых построена наша мировая система; существуют 
определенные законы, по которым эти принципы выполняются в подробностях; есть 
также известные Существа, олицетворяющие собой эти принципы, деятельность 
которых и представляет собой законы природы; подчиненные им сонмы низших 
существ служат для этой их деятельности проводниками или орудиями. Среди них 
находятся человеческие Ego*4, принимающие также участие в великой космической 
драме. Все эти многообразные деятели невидимых миров бросают свои тени на 
физическую материю, и эти-то тени и суть те "вещи" – тела и предметы, 
составляющие физическую вселенную. Эти тени дают лишь слабую идею о тех 
объектах, которые отбрасывают их от себя, совершенно так же, как земные тени 
дают лишь слабое представление о предметах, отбрасывающих их; они лишь темные 
силуэты, лишенные всех подробностей, обладающие длиной и шириной, но не 
глубиной. История представляет собой отчет, весьма несовершенный и часто 
искаженный, о капризной игре этих теней в иллюзорном мире физической материи. 
Достаточно взглянуть на искусно управляемые "Китайские тени", и сравнить то, 
что совершается за экраном, на котором они отражаются, с игрой теней на экране, 
чтобы составить ясное представление о призрачной природе действующих теней и 
вынести из этого немало интересных аналогий*5. Миф есть отчет о движениях тех, 
которые заняты отбрасыванием теней; а язык, на котором даются такие отчеты, 
есть язык символов. Как здесь, на земле, мы употребляем слова для замены самих 
предметов, – напр. слово "стол" служит нам для замены определенного предмета – 
так символы заменяют собою объекты высших планов бытия. Они являются картинным 
алфавитом, употребляемым всеми создателями мифов, и каждый знак этого алфавита 
обладает определенным смыслом. Символ служит для обозначения того или другого 
предмета совершенно так же, как наши слова служат для различения одного 
предмета от другого; из этого следует, что знание символов необходимо для 
чтения мифов, ибо первыми сказателями великих мифов были Посвященные, которые 
всегда употребляли символический язык и конечно применяли символы в их 
определенном и безошибочном смысле. В символе скрывается главный смысл, а рядом 
с ним и различные второстепенные значения, связанные с этим главным смыслом. 
Например, Солнце есть символ Логоса, это его главный или первоначальный смысл. 
Но Солнце означает также и воплощение Логоса или одного из великих Вестников, 
которые являются Его временными представителями, вроде того, как земной 
посланник представляет собою своего короля. Великие Посвященные, посылаемые с 
определенной миссией, которые воплощаются среди людей и живут среди них в 
течение некоторого времени как их Правители или Наставники, имеют также своим 
символом Солнце; ибо хотя символ этот и не принадлежит им индивидуально, но он 
прилагается к ним по достоинству их служения. Все, которые обозначаются этим 
символом, имеют свои определенные особенности, проходят через известные 
положения и преследуют известный образ действия в течение своей земной жизни. 
Солнце есть физическая тень или тело Логоса, как его называют, поэтому его 
годовое движение изображает деятельность Логоса, но так же несовершенно, как 
несовершенно передаются тенью движения того предмета, который ее отбрасывает от 
себя. Логос, "Сын Божий", спускающийся в мир материи, имеет своей тенью 
годичное движение солнца, и эта истина передается нам в Солнечном Мифе. Точно 
так же и воплощение Логоса или одного из Его Великих Посланников представит 
собой как бы тень Его деятельности в человеческом теле: из этого естественно 
вытекает, что жизнеописания этих Посланников будут все иметь сходные черты. 
Более того, отсутствие таких сходных черт удостоверит несомненно, что данное 
лицо не есть действительный Посланник, и что его миссия имела второстепенное 
значение. Итак, Солнечный Миф есть повесть, представляющая, во-первых,