луживающего названия "Сокровенного Христианства". Существует широко 
распространенная уверенность, что в связи с Христианством совсем не имеется 
того, что можно назвать оккультным учением и что "Мистерии", как Малые, так и 
Великие, были чисто языческим учреждением. Самое название "Мистерии Иисуса", 
которое было так дорого для христиан первых веков, не вызвало бы ничего, кроме 
изумления среди современных христиан; если же заговорить о "Мистериях" как об 
определенном учреждении древней Церкви, скорей всего можно вызвать лишь улыбку 
недоверия. Более того, для христиан является предметом гордости, что в их 
религии нет никаких тайн, что все, что христианство имеет сказать, оно говорит 
всем, что все, чему оно учит, предназначено для всех без исключения. 
Предполагается, что его истины так просты, что самый обыкновенный человек, будь 
он даже малоумный, не может заблуждаться в них, и "простота" Евангелия 
сделалась ходячей фразой. Ввиду этого особенно важно доказать, что Христианство 
в своем раннем периоде ничуть не отставало от других великих религий, которые 
все обладали сокровенными учениями, доказать, что и оно обладало своими 
Мистериями и охраняло их как бесценное сокровище, тайны, раскрывавшиеся только 
для немногих избранных, которые участвовали в Мистериях. Но прежде чем 
приступить к таким доказательствам, следует рассмотреть вопрос о сокровенной 
стороне религии вообще, и отдать себе отчет, устойчивость; если мы выясним этот 
вопрос, все последующие ссылки на Отцов Церкви, доказывающие существование 
сокровенной стороны в Христианстве, покажутся естественными и перестанут 
вызывать недоумение. Как исторический факт, существование эзотеризма в древнем 
Христианстве может быть доказано, но оно может быть подтверждено и внутренней 
необходимостью. Первый вопрос, на который нужно ответить, следующий: какова 
цель ми, чем те народы, для которых они назначаются, и цель их – ускорить 
человеческую эволюцию. Чтобы успешно достигнуть этой цели, религиозные истины 
должны достигать до сознания всех отдельных людей и влиять на это сознание. Но 
мы прекрасно знаем, что не все люди стоят на одном и том же уровне развития; мы 
знаем, что эволюцию можно изобразить как постепенный подъем, на каждой точке 
которого находятся различные люди. Наиболее развитые стоят гораздо выше, чем 
менее развитые, как в смысле ума, так и в смысле характера; и способность 
понимать и правильно действовать меняется на каждой восходящей ступени. Поэтому 
совершенно бесполезно давать всем одно и то же религиозное учение: то, которое 
поможет интеллектуально развитому человеку, останется совершенно непонятным для 
человека первобытного, а то, что способно поднять святого до экстаза, оставит 
преступника вполне равнодушным. С другой стороны, если учение способно оказать 
благое влияние на человека неинтеллигентного, оно покажется младенческим для 
философа, и то, что несет в себе спасение для преступника, окажется совершенно 
бесполезным для святого. А между тем, все люди нуждаются в религии, для всех 
необходим идеал, к которому можно было бы стремиться, и ни одна из ступеней 
развития не должна быть пожертвована ради другой. Религия должна быть так же 
постепенна, как и эволюция, иначе она не будет достигать своей цели. Затем 
возникает вопрос: каким образом религии могут ускорить человеческую эволюцию? 
Религии стремятся развивать моральные и интеллектуальные стороны людей и 
помогать раскрытию их духовной природы. Рассматривая человека как сложное 
существо, они стремятся помочь всем сторонам его бытия – дают учения, 
соответствующие всем разнообразным нуждам человека. Следовательно, религиозные 
учения должны давать ответ каждому уму и сердцу, к которому они обращены. Если 
религия недоступна для сознания человека, если она не овладевает им, если она 
не очищает и не вдохновляет ею эмоций, в таком случае она для него не достигла 
своей цели. Но религия не ограничивается влиянием на мысли и эмоции; она 
стремится, как уже сказано, повлиять на духовное развитие людей. Она отвечает 
тому внутреннему побуждению, которое присуще всему человечеству и которое 
непрестанно толкает его вперед. Ибо глубоко внутри каждого сердца, часто 
отягченного преходящими затруднениями или заполненною неотступными заботами и 
тревогами – существует постоянное искание Бога. "Тебя от ранней зари ищу я, 
Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле безводной..."*1 Так 
жаждет человечество Бога. Искание это иногда как бы прекращается, жажда по 
временам исчезает. Бывают периоды в цивилизации и в сознании, когда этот крик 
человеческого духа, ищущего свой божественный источник – как вода, по выражению 
Джордано Бруно, ищет свой уровень – когда это томление человеческого духа по 
сродному началу, это устремление частицы к целому кажется на время угасшим; и, 
тем не менее, стремление это возрождается снова, и снова раздается тот же крик 
духа, ищущего Бога. Заглушенная временно, с виду уничтоженная, жажда эта 
возникает снова и снова с непреодолимым упорством, она вновь возрождается, 
сколько бы раз ни заглушали ее; это доказывает, что жажда Бога – врожденное 
свойство человеческой природы, неискоренимая составная часть ее. Бывает, что 
люди говорят: "видите, она умерла!", но торжество их непродолжительно и они 
убеждаются, что она снова возникла с неуменьшенной жизненностью. Все, кто 
строят, не принимая ее в расчет, убеждаются, как их тщательно возведенные 
здания разрушаются словно от землетрясения. Все, убежденные, что их эпоха 
переросла эту жажду, видят, как самые дикие суеверия возникают, когда для нее 
нет удовлетворения. И до того присуща нам эта жажда Бога, что человек не может 
обойтись без ответа на свои вопросы: он хочет во что бы то ни стало ответа, 
хотя бы это был и ложный ответ. Если он не может найти религиозной истины, он 
предпочтет заблуждение полному отсутствию религии. Он воспримет скорей самый 
несовершенный идеал, чем помирится с тем, что совсем не существует идеала. 
Религия идет навстречу этой жажде и, овладевая той частью человеческой природы, 
которой присуща эта жажда, воспитывает ее, укрепляет, очищает и направляет к ее 
истинному завершению – к соединению человеческого духа c божественным, чтобы 
Бог "мог быть всем и во всем"*2.
Следующий вопрос, который возникает из пути наше