ьзуются для этого притяжением медиума; если оставить в 
стороне явления, которые мы можем полностью отнести к играм элементалей, то 
иногда со стороны остовов или элементариев встречается непрерывность мысли, 
указывающая на нечто большее, чем простой пережиток импульсов прежней жизни. Но 
как только частицы пятой сущности медиума проникают в ближайшую четвертую 
сущность, эта последняя становится орудием в руках хозяина. Когда медиум 
впадает в транс, так что энергии его пятой сущности в большей мере переходят в 
блуждающий остов, в этот момент происходит довольно чувствительное 
возобновление жизни в остове. Но, в конце концов, какова природа такого 
сознания? Это поистине не больше и не меньше, чем отраженный свет. Память и 
воспринимательные способности - две разные вещи. Сумасшедший иногда очень ясно 
вспоминает о своей прошлой жизни. Однако он ничего не может постичь в его 
истинном освещении, ибо возвышенные части его Манаса, его пятой сущности, и 
Буддхи, его шестой, парализованы и покинули его. Если бы животные, например, 
собака, могла говорить, она бы нам доказала, что ее относительная по отношению 
к ее собачьей личности память столь же свежа, как и у ее хозяина; однако мы не 
считаем ее память и инстинкт воспринимательными способностями.
Как только остов входит в ауру медиума, он достаточно хорошо отдает себе отчет 
в том, что он воспринимает при посредстве заимствованных у него сущностей и 
органов, находящихся с ними в магнетической симпатии, но эта способность 
ограничена воспринимательными способностями медиума или кого-нибудь из его 
окружения. Отсюда объяснение его ответов, часто очень рациональных и иногда 
даже очень мудрых; отсюда же происходит его полное неведение всего, что 
неизвестно медиуму или что присуще скрытым воспоминаниям своей собственной 
прошлой личности, оживленным господствующим над ним влиянием. Остов умного и 
образованного, но лишенного всякой духовности и умершего естественной смертью 
человека сохранится дольше, чем остов человека слабого темперамента; и, помогая 
себе тенью своей собственной памяти, он может при посредстве медиума говорить 
очень осмысленные вещи. Эти вещи, однако, будут касаться лишь тех тем, которые 
привлекли к себе его мысль при жизни, и никогда нельзя будет услышать от него 
слов, указывающих на истинное приращение знания.
Легко понять, что, притянутый в медиумический поток остов, входящий в связь с 
пятой сущностью медиума, не обязательно воодушевлен сознанием, какова бы ни 
была степень его ценности, тождественным с сознанием умершего, который покинул 
его высшие сущности. Он может также хорошо отражать какую-нибудь личность, 
заимствованную благодаря внушениям, которые ему передаются внушением медиума. 
Он, вероятно, отождествится на некоторое время с этой личностью, отвечая ее 
мыслям. В этом случае это не есть просто остов, это сама личность, несколько 
мгновений тому назад еще живая, которой недостает только тела. В истинном 
смысле слова, она вовсе не умерла.
Элементарии этого вида могут очень действенно сообщаться на спиритических 
сеансах, хотя и себе во вред; ибо к несчастью для них, ввиду их полностью 
астрального состава они продолжают производить карму своим желанием утолить 
свою жажду жизни из нездорового источника медиумизма. Если их жизнь была очень 
материальной и чувственной, наслаждения, которые они будут стремиться себе 
доставить, будут гораздо более вредны для их кармы, как раз благодаря их 
развоплощенному состоянию, чем те же аппетиты во время их земной жизни. К ним 
применимо изречение: foci-lis est descensus (легок спуск). Резко изъятые из 
привычной обстановки в полном развитии земных страстей, которые они хотели бы 
удовлетворить, хотя бы за счет возможностей, предоставленных им для этого 
медиумами, они становятся "инкубами" и "суккубами" средних веков; демонами 
желаний и излишеств, толкающими свои жертвы на преступления.
Разнообразие состояний после смерти, конечно, возможно, более велико, чем 
человеческих жизней на земле. Жертвы несчастных случаев обычно не становятся 
привидениями; потоком притяжений увлекаются только те, которые умирают под 
властью обуявшей их земной страсти; эгоисты, никогда не уделившие хотя бы одну 
мысль благополучию других. Застигнутые смертью при утолении страсти, реальной 
или воображаемой, страсти -хозяйки их жизни, с желаниями, самое исполнение 
которых их не удовлетворило, и ищущие еще удовлетворения, эти лица не в 
состоянии уберечься от земного притяжения, чтобы ожидать часа освобождения в 
счастливом забытьи и полном забвении.
Среди добровольно умерших, тех, кто толкает свои жертвы на преступления, как мы 
уже говорили, находятся те, которые покончили с собой в результате совершенных 
ими самими преступлений, чтобы избежать либо возмездия человеческого закона, 
либо своих собственных угрызений совести.
Естественный закон не может быть нарушен безнаказанно; неумолимое соотношение 
причин и следствий имеет свободное поле действий, особенно в Кама-локе, мире 
следствий; каждый случай наказывается по достоинствам тысячью различных его 
образов, и нам потребовались бы тома, чтобы описать их хотя бы поверхностно.
Те, кто "ожидает часа освобождения в счастливом забытьи и полном забвении", 
конечно, суть те жертвы несчастных случаев, которые зародили на земле чистые и 
возвышенные связи; они столь же не способны быть притянутыми медиумическими 
токами после смерти, как и не были подвержены при жизни пошлым соблазнам 
преступлений.
Нам остается еще рассмотреть встречаемые иногда в Кама-локе сущности другого 
разряда. Мы проследили высшие сущности недавно умерших людей; мы наблюдали 
разъединение их духовной непреходящей части и их астрального остатка. Первая 
может точно так же быть как святой, так и сатанической, и найдет свое 
соответственное место в Девачане или Авитчи. Мы также изучили природу 
покинутого элементарного остова, сохраняющего в течение некоторого времени 
призрачное сходство с истинным естеством; мы также останавливались на 
исключительных случаях существ, имеющих свои четыре сущности в