в мотивации. Например, мы можем столкнуться с индивидами, которые во всех своих 
суждениях, восприятиях, чувствах, аффектах и действиях ощущают доминирующую 
роль и движущую силу во внешних факторах или, по меньшей мере, чувствуют их 
важность и значимость вне зависимости от того, о причинных или целевых мотивах 
идет речь. Я приведу несколько примеров того, что имеется в виду. Блаженный 
Августин: «Я не уверовал бы в Евангелие, если бы авторитет католической Церкви 
не принуждал к этому». Покорная дочь: 
«Я не позволю себе думать что-либо, что могло бы не понравиться моему отцу». 
Некто находит чудесным музыкальный фрагмент современной музыки, потому что 
многие другие вокруг считают его чудесным. Другой женится для того, чтобы 
порадовать своих родителей, но вопреки собственному желанию. Существуют люди, 
которые делают из себя посмешище, чтобы развлечь других, они предпочтут даже 
стать предметом насмешек, нежели остаться незамеченными. Есть немало и таких, 
кто во всем, что они делают или не делают, непременно преследуют заднюю мысль: 
а что подумают о них другие? И стоит ли стыдиться чего-либо, если никто об этом 
не узнает. Есть и другие, кто может быть счастлив лишь тоща, когда это 
возбуждает зависть других, или такие, кто вечно находит для себя проблему для 
того, чтобы получить удовольствие от сочувствия своих друзей. 
Подобные примеры можно приводить бесконечно. Они указывают на психологическое 
своеобразие, которое отчетливо различается от другой установки, которая, по 
контрасту, движима главным образом внутренними или субъективными факторами. 
Человек такого типа мог бы сказать: «Я знаю, что мог бы доставить своему отцу 
величайшее удовольствие, если бы поступил так-то и так-то, но мне самому это и 
в голову не приходило». Или: «Я вижу, что погода портится, но, тем не менее, 
свой план я попытаюсь выполнить». Данный тип не путешествует ради удовольствия, 
но только лишь с целью осуществления изначально поставленной цели. Или: «Моя 
книга, возможно, непонятна читателю, но мне она совершенно ясна». Или, идя к 
другой крайности: «Каждый думает, что я могу сделать все, но я-то совершенно 
точно знаю, что ничего не могу». Такой человек может стесняться себя настолько, 
что буквально не осмеливается встречаться с людьми. Существуют некоторые, 
чувствующие счастливый прилив сил только тогда, когда они вполне уверены, что 
никто об этом не знает, и они не соглашаются ни с чем только потому, что это 
может доставить удовольствие кому-то еще. Они ищут добро там, где никто бы и не 
подумал его отыскать. На каждом шагу должна быть получена санкция от субъекта, 
а без этого ничего не может быть предпринято или выполнено. Такой человек мог 
бы возразить Блаженному Августину: «Я уверовал бы в Евангелие, если бы 
авторитет католической Церкви не принуждал к этому». Он постоянно должен 
доказывать, что все, что он делает, основывается на его собственных решениях и 
убеждениях и никогда на влияниях других или желании кому-то понравиться, или 
снискать расположение какого-то лица или мнения. 
Эта установка характеризует группу индивидов, мотивации которых исходят, 
главным образом, от субъекта, из внутренней необходимости. Существует, наконец, 
и третья группа, где очень трудно сказать, откуда, в основном, исходит 
мотивация: снаружи или же изнутри. Эта группа наиболее многочисленна и включает 
менее дифференцированного нормального человека, который считается нормальным 
либо потому, что он не позволяет себе всякого рода эксцессов, либо же потому, 
что у него нет в них нужды. Нормальный человек, по определению, испытывает 
влияние как снаружи, так и изнутри. Он составляет обширную среднюю группу, на 
одной стороне которой помещаются те, чьи мотивации определяются, главным 
образом, внешним объектом, а на другой те, чьи мотивации формируются изнутри. 
Первую группу я называю экстравертной, а вторую — интровертной. Эти понятия 
едва ли требуют разъяснения, поскольку они объясняют себя из всего того, что 
уже было сказано. 
Хотя существуют несомненные случаи, когда тот или иной тип индивида может быть 
определен с первого взгляда, это, вне всякого сомнения, случается далеко не 
всегда. Как правило, только внимательное наблюдение, взвешивание и оценка всех 
свидетельств позволяют получить уверенное классифицирование. Однако простой и 
ясный фундаментальный принцип двух противоположных установок в реальной 
действительности чрезвычайно усложняется и выполняется с трудом, поскольку 
каждый индивид является исключением из правил. Следовательно, можно никогда не 
дать описание типа, неважно, насколько оно завершенное, которое возможно было 
применить более чем к одному индивиду, несмотря на тот факт, что в некоторых 
случаях оно способно охарактеризовать тысячи других. Сходство — это одна 
сторона человека, уникальность, неповторимость — другая. Классификация не 
объясняет индивидуальной психики. И тем не менее, понимание психологических 
типов открывает дорогу к более лучшему уяснению человеческой психологии вообще. 

Дифференцировка типа часто наступает очень рано, настолько рано, что в 
некоторых случаях следует говорить о ней как о врожденной. Самым ранним знаком 
экстраверсии у ребенка является его быстрая адаптация к окружающей среде и то 
необычное внимание, которое он уделяет объектам, в особенности тем эффектам, 
которые он на них оказывает. Страх перед объектами минимален — ребенок живет и 
перемещается среди них с уверенностью. Его способность к пониманию быстрая, но 
не точная и не аккуратная. Развивается он более быстро, чем интровертный 
ребенок, так как он менее рефлективен и обычно бесстрашен. Он не чувствует 
преграды между собой и объектами и может поэтому играть с ними свободно и 
учиться через контакт с ними. Ему нравится доводить свои начинания до крайности,
 он выказывает склонность к риску. Все неведомое и неизвестное для него 
соблазнительно. 
Обратная картина: одним из самых ранних признаков интроверсии у ребенка