вступает муж, не терпящий беспорядка. Он заявляет: «Договор уже подписан и ни о 
каких изменениях не может быть речи». Представитель предприятия начинает 
убеждать его в том, что не все сразу можно предусмотреть, что понадобится 
четвертый режим, что только сегодня они поняли, что без этого режима не 
обойтись. На все эти доводы упорный М. отвечает не допускающим возражений 
тоном: «Мы же не сразу все подписали, мы дали вам время подумать, еще и 
спросили, все ли вы учли, все ли это, что вам нужно, и вы ответили, что это — 
все. Чего же вы хотите теперь?»
   Представитель предприятия делает последнюю попытку уговорить несгибаемого 
оппонента, он подробно расписывает, как им нужен этот злосчастный режим, на что 
слышит ответ: «Если уж вам так сильно нужен этот режим, давайте по всем 
правилам оформлять другой договор», на что испуганный представитель отвечает: 
«Лучше уж пусть все остается, как было раньше».
   Вряд ли можно сомневаться, что незадачливый партнер «несгибаемого» ЛСИ 
надолго запомнит этот диалог и в следующий раз предпочтет более гибкого 
сотрудника!
   Вот — случай, когда «компьютерная» точность деловых качеств ЛСИ может 
вступить в противоречие даже с простым здравым смыслом и повредить выгодному 
сотрудничеству. Если бы у ЛСИ в числе его сильнейших функций была бы этика 
отношений (БЭ), то именно она могла бы подсказать ему верную тактику поведения, 
но ЛСИ трудно выйти за пределы формальной логики даже там, где она далеко не в 
его интересах.
   Самый верный ответ на любой вопрос о ней — «средний». Рост — средний, глаза 
— не большие и не маленькие, не худая и не полная, голос — не громкий и не 
тихий, движения — не быстрые и не медленные... и так во всем. Такое впечатление,
 что она воплощает в себе статистически среднюю женщину.
   Работает она в больнице кастеляншей. Все простыни, наволочки, полотенца и 
пододеяльники разложены в ее кладовой ровными стопками, все данные записаны в 
специальной книге, в которой она ведет учет своему хозяйству. Почерк ее, так же,
 как и она сама, — аккуратный, буквы не крупные и не мелкие, ложатся ровно и 
гладко — как учили в школе.
   Если кто-то не смог вернуть сразу, скажем, полотенце, она не будет 
скандалить, а запишет долг и попросит расписаться, а когда долг вернут — так же 
спокойно и методично вычеркнет свою запись. За много лет работы я не помню 
случая, чтобы она как-то выбилась из этой своей усредненности — громко 
засмеялась или возмутилась чем-нибудь, ответила бы кому-то резкостью, — нет, 
она всегда спокойна, в меру приветлива, но никогда не весела. Такое впечатление,
 что она работает на этом месте с незапамятных времен, и всегда будет 
неотъемлемой частью этой кладовой, и возраст ее никогда не изменится — всегда 
будет «средним», и все всегда будет в ней «в меру».
   Эта женщина точно соответствует системе, в которой работает. Пожалуй, 
дополнительные комментарии здесь не нужны.
   В детстве я мог часами наводить порядок в своей комнате, добиваясь, чтобы 
все вещи лежали строго на своих местах. При этом порядок я ставил выше чистоты, 
хотя грязнулей никогда не был. Моих родителей поражала та настойчивость, с 
которой я многие часы подряд оттачивал точность руки, рисуя многоэтажное здание,
 корабль на подводных крыльях или самолет. При этом я перебирал все возможные 
пропорции, чтобы найти истинные, порождающие ту красоту, которая запечатлелась 
у меня в памяти. Позже я понял, что не меньшая красота может содержаться и в 
логических построениях — в математике, программировании.
   Аккуратность я ценю и в одежде. Меня порой просто угнетает внешний вид 
некоторых преподавателей-мужчин в нашем университете. В отличие от многих из 
них, я гораздо уютнее чувствую себя в галстуке, совершенно не приемлю нынешний 
купеческий стиль или аляповатые рубашки. Летом не могу ходить босиком, мне это 
кажется элементарной распущенностью.
   Автор этих строк фактически свидетельствует, что логический ум превыше всего 
ценит соответствие, что именно в нем он находит эстетическую ценность. Отсюда — 
неутомимость в изображении домов, кораблей и самолетов... Последняя же фраза, 
пожалуй, говорит о том, что, заботясь о внешнем порядке, ЛСИ лишает себя 
некоторых простых радостей в этой жизни.
   Родители настойчиво рекомендовали мне завести себе друзей среди сверстников. 
Я искренне пытался следовать этим советам, но, несмотря на огромное 
эмоциональное напряжение, все мои попытки были тщетны. Я просто не знал, с чего 
начать, не представлял себе, о чем можно говорить с другими детьми. Поэтому я 
не любил выходить на улицу и довольствовался созерцанием окружающего мира из 
окна.
   Позднее, в подростковом возрасте, я стал надолго уходить из дома, забредая в 
лес подальше от нашего городка, где не было таких странных и непонятных для 
меня сверстников, в обществе которых я чувствовал себя чужим, «белой вороной». 
Проводя многие часы в окружении сосен и берез, я научился ценить и любить 
природу.
   В те же годы возник интерес также к истории, географии, картографии, теории 
градостроительства, архитектуре и другим подобным вещам, увлечение которыми 
многим, наверное, показалось бы странным. Наивысшую красоту и гармонию я видел 
в техническом дизайне и мог, например, несколько раз съездить на велосипеде в 
Новосибирск (30 км от нашего городка) — хотел запомнить, как выглядит теплоход 
«Ракета», для того, чтобы потом иметь возможность быстро, в любом ракурсе и с 
мельчайшими подробностями воссоздать в уме ее образ — это доставляло мне 
большое наслаждение.
   Видимо, странным выбором объекта своих интересов я обязан, в первую очередь,