приходит к живым и 
грешным людям для того, чтобы грешных спасти и сделать их праведными. Нельзя не 
считаться с тем, что только немногие люди могут принять такую полноту учения 
Православной Церкви о браке. Подавляющее большинство людей так жить не может. 
Апостол Павел повелевает вдовам выходить замуж, потому что иначе происходят 
гораздо худшие нарушения. Гораздо хуже, если эти вдовы начнут жить блудной 
жизнью. Пусть лучше они снова выходят замуж, рожают и воспитывают детей и живут 
жизнью семейной.
      В другом месте у апостола Павла есть совершенно противоположное указание. 
Он говорит, что можно выдавать девиц замуж, но лучше соблюдать свою деву, 
потому что те, кто выходит замуж, будут иметь скорби по плоти, а ему их жаль, 
поэтому он всем больше желает девственной жизни. Даже говорит: «Желаю вам всем 
быть как я», – т.е. оставаться в безбрачии. Казалось бы, это противоречивые 
тексты, но на самом деле нет. Здесь речь идет об идеале, который мы 
впоследствии стали называть монашеским, а там речь идет о предотвращении греха, 
о том, что в случае, когда мы сталкиваемся с невозможностью жить чистой жизнью, 
лучше пойти на уступки и допустить некоторый компромисс, лучше действовать с 
точки зрения церковной икономии, т.е. выбрать меньшее зло. Это нисколько не 
противоречит первохристианскому взгляду на брак, и отсутствие противоречия 
здесь видно из той церковной дисциплины, которая первоначально здесь 
употреблялась: Церковь вторые браки не благословляла так, как она благословляла 
первые, т.е. таинство брака здесь не совершалось церковным обрядом. 
      Это было естественно, потому что таинство брака совершалось через участие 
в евхаристии, а второй брак воспринимался как грех, как некая уступка плоти, и 
те, кто выбирал такой путь, подвергались епитимьи, т.е. отлучению от причастия 
на какое-то время, и естественным образом не могли участвовать в евхаристии. 
Поэтому церковной полноты брака здесь быть не могло. Строго говоря, 
Православная Церковь никогда не считала второй брак полноценным браком, равным 
с первым, с тем единственным браком, который должен быть, с тем идеалом брака, 
который она утверждала. Тем более строго относилась Церковь к третьему браку. 
Однако в порядке церковной икономии и третий брак допускался как послабление, 
нарушение и как брак неполноценный. Но четвертый брак запрещался категорически, 
он считался уже несовместимым с пребыванием в Церкви.
      Как же Церковь поступала в случае второго брака? Что же, этот брак 
Церковью уже никак не воспринимался? Нет, это не так. На тех, кто вступал во 
второй брак, налагалась епитимья. Они не могли приступить к чаше в течение 
какого-то времени, может быть, двух, трех лет, но потом, когда срок епитимьи 
кончался, когда они проходили определенный путь покаяния и вступали на путь 
подвига христианской жизни, когда страсти улеглись и уже побеждены в какой-то 
хотя бы степени, и они могли начать христианскую жизнь снова, Церковь их 
прощала и допускала к причастию, и они жили опять церковной жизнью. Церковь 
наличную семейную брачную жизнь снова воцерковляла и принимала, но таинства 
брака не совершала с той полнотой, с какой совершала первый брак. И опять-таки 
нам это трудно понять, потому что мы мыслим совершенно иными категориями. На 
нас большое влияние оказало католическое понимание брака, т.е. мы опять 
спросим: «А где же договор? Где же этот момент магического заключения брака?» 
Этого не было у первых христиан.
      Таинство брака совершалось общим причащением жениха и невесты. Они 
приходили в церковь, на них одевали венцы, уже в этих венцах они подходили к 
чаше. Вся община видела, что они причащаются сегодня не так, как остальные, а 
именно с особенным значением. Епископ, а впоследствии священник читал особенную 
молитву о них. Молитва эта бывала обычно очень краткой. Потом сюда, естественно,
 прибавились другие атрибуты брачного ритуала. Брачный ритуал существовал у 
всех народов в течение всей истории, и до пришествия Христова. Он был разным у 
греков, у римлян, других народов, и везде были особые атрибуты. Были выкуп 
невесты, сватовство, подарки, ритуальные наряды, друзья жениха, свечи, 
торжественные поезда, когда невесту с особенным торжеством везли на брачный пир 
и т.д. И конечно, когда христианство пришло в мир, оно не могло себе поставить 
цель (это было бы просто чудовищно) взять и отменить все это. Все это Церковь 
допускала за исключением разгульных и развратных моментов, которые существовали 
у язычников. Церковь старалась, как всегда, очистить эту реальность и 
воцерковить ее. Поэтому очень быстро церковное совершение брака стало включать 
в себя некоторые обряды. Например, невесту и жениха определенным образом 
одевали, приводили в церковь наподобие того, как это было у язычников или 
древних евреев, в сопровождении друзей. Это было подобно торжественному шествию 
с факелами, со свечами. В одних случаях постригали и жениха, и невесту, в 
других случаях обрезали волосы невесте, потому что длинные волосы, 
неостриженные, считались принадлежностью девства. У язычников-греков был обычай 
перед вступлением в брак обрезать у девицы волосы и приносить их в храм Диане – 
покровительнице брака и там их оставлять. Или определенным образом заплетать 
эти волосы.
      Многое из этого могло быть оставлено. Таким образом, праздничный, 
торжественный церемониал брака постепенно входил в церковную жизнь, особенно 
тогда, когда Церковь перестала быть гонимой. Когда она была гонима, то 
невозможно было в тайное евхаристическое собрание христиан прийти в таких 
костюмах и с факельным шествием. Но потом, когда христианство перестало быть 
гонимым, очень быстро эти ритуалы стали воцерковляться, включаться в торжество 
брака. Но все они в течение долгого времени все равно были привязаны к 
евхаристии. Приходят ли со свечами, одевают ли особенные платья и постригают ли 
волосы, все равно все это было внешним оформлением самого главного - того 
таинства брака, которое совершалось в евхаристическом участи