интеллигентам. И принимались соломоновы решения: продавец – рабочий, старший 
продавец, который тоже стоит за прилавком, но отвечает за других продавцов 
отдела в магазине, – служащий, т.е. интеллигент, даже если неграмотен; рабочий 
с университетским образованием (таких в погоне за более высокой зарплатой к 
1985 г. набралось миллионы) получил название «рабочийинтеллигент», а рабочий 
или крестьянин вообще без всякого образования, исполнявший обязанности главы 
государства (например, Калинин или Хрущев) опятьтаки автоматически становился 
служащиминтеллигентом.
      Точно так же одни крестьяне именовались «колхозниками», а другие, 
примерно в таком же количестве, – «рабочими» (совхозов). Считалось, что это – 
два совершенно разных класса общества, хотя разница заключалась лишь в том, что 
одни (колхозники) обязаны были принудительно работать даром, только за право 
пользования приусадебным участком, а другим в совхозах, в приложение к участку, 
выплачивалась мизерная заработная плата, на которую все равно невозможно 
прожить. В остальном те и другие оставались бесправными рабами, с надсмотрщиком,
 который в одном случае именовался «председатель колхоза», а в другом – 
«директор совхоза», но оба, в свою очередь, были такими же бесправными рабами у 
партийного руководителя района, который отвечал перед таким же руководителем 
области, а тот – перед ЦК КПСС в Москве.
      Предмет особой гордости составляло то, что процентная доля рабочих 
непрестанно поднималась (за счет падения процентной доли крестьян) и к 1970м 
годам превысила 60%. Очень огорчались, что никак не можем поднять ее до 100%. И 
очень удивлялись, что у наших антагонистов на Западе процентная доля рабочих 
упала вдвое и продолжала снижаться. Кто же там будет устанавливать диктатуру 
пролетариата, если рабочих окажется меньше, чем капиталистов? Невозможно было 
допустить крамольную мысль, что каждый рабочий «там» по количеству продукции 
(качество лучше не сравнивать) равен двумтрем, если не тремчетырем «здесь». 
Утешало лишь то, что «у них», как и «у нас», падала доля занятых сельским 
хозяйством. Но в СССР с 80% сначала до 30%, затем до 20%. А в США с 60% сначала 
до 20%, затем до 2%. Разница – вдесятеро.
      Наконец, ни в какие ворота не лезли 43 миллиона служащихинтеллигентов 
(против нескольких десятков тысяч до 1917 г.). А никакие другие категории 
догмой не предусматривались. Неужели в самых развитых странах мира 
интеллектуалы составляют считанные проценты, а в СССР – каждый третий? При этом 
все знали, что подавляющее большинство из советских шести миллионов инженеров, 
трех миллионов педагогов, одного миллиона врачей по своему культурному уровню 
мало чем отличаются от простых рабочих и к интеллигентам их причислять так же 
нелепо, как и подавляющее большинство из восемнадцати миллионов начальников 
разных рангов.
      Впрочем, нашлись еретики, которые и тут придумали соломоново решение: 
считать интеллигентами только тех, кто имеет диплом университета и техникума, а 
прочих именовать просто служащими. После многолетних дебатов эта ересь была 
принята если не в канон, то к сведению. Но жизнь и здесь сыграла с догматиками 
злую шутку. Даже две шутки – одну количественного характера, другую 
качественного.
      В количественном отношении дипломов (формально—на уровне западного 
бакалавра или магистра) набралось к 80м гг. более 35 миллионов – у каждого 
четвертого из работающих! Неужели интеллигентом стал если не каждый третий, то 
каждый четвертый? Все наглядно видели, что это не так. С другой стороны, семь 
миллионов дипломированных специалистов – каждый пятый – в погоне за более 
высокой зарплатой, как мы уже говорили, предпочли перейти в ряды «синих 
воротничков», причем на такую низкоквалифицированную работу (например 
грузчиком), которая никак не вязалась с причастностью к «рабочиминтеллигентам».
 Нам еще предстоит подробнее рассмотреть этот поразительный для несведущего 
читателя феномен. Пока отметим только, что он чрезвычайно затруднял 
сопоставление догмы с реальной действительностью.
      Еще хуже обстояло дело с качеством. Советский диплом не получил признания 
ни в одной развитой стране мира. Его обладателя, в лучшем случае, заставляют 
сдавать экзамены на подтверждение своей квалификации, а в худшем – без 
церемоний отправляют в ряды «синих воротничков» или безработных. И, добавим, 
правильно делают, потому что, по меньшей мере, один обладатель диплома из трех 
не проходят простейшей аттестации ни в СССР, ни тем более за рубежом. Это как 
раз тот случай, когда невиданное в других странах астрономическое количество 
перешло в такое качество, которое только в шутку можно сопрячь с 
интеллигентностью.
      Особенно обидно, что полностью девальвировались не только дипломы вуза, 
но даже на уровне кандидата и – верх скандальности! – доктора наук, профессора, 
члена академии. Кому на Западе приходилось общаться с представителями советских 
научных делегаций, тот наверняка видел, что многие из этих представителей по 
уровню культуры ничем не отличались от простых шоферов (в том числе – 
советских). Какая уж тут интеллигенция!
      Нам предстоит разобраться и с этим феноменом. Предварительно отметим, что 
сказанное вовсе не означает, будто в России нет интеллектуалов, рабочих, 
фермеров на уровне не ниже (даже выше) западного. Просто почти всю 
действительную интеллигенцию уничтожили или изгнали из страны еще в 1918—1922 
гг., а затем методично, год за годом, добивали тех, кто остался, плюс столь же 
систематично выбивали подлинную интеллигентность из молодежи. В результате, за 
исключением сравнительно немногих «белых ворон», выжили те, кто сумел 
приспособиться к условиям тоталитаризма и кого тот сделал такими, каковы они 
есть. Остальным было просто не выжить.