если не всем научным сообществом, то преобладающей его частью. Даже самые 
непримиримые научные противники зачастую “втянуты” в общий круг парадигмальных 
представлений и бывают гораздо ближе друг к другу в постановке и решении ряда 
проблем, чем им самим это кажется. История социологии знает немало примеров 
такого рода.
     Следует также иметь в виду, что существует различная степень 
универсальности, признанности тех или иных научных представлений: от полностью 
общепринятых до исповедуемых в очень узком кругу приверженцев.
     Отмеченные парадигмальные представления, определяющие способы постановки и 
решения научных проблем в данный исторический период, составляют некоторый 
каркас историко-социологического знания. Но этого недостаточно. Как и во всякой 
истории, нам важно и интересно знать не только общее, но и специфическое, не 
только повторяющееся, но и неповторимое, не только универсальное, но и 
уникальное в развитии социологии. Воссоздание деталей, штрихов к портретам 
“парадигмальных” социологов, школ, направлений и т. п. может иметь существенное 
значение для понимания глубинных тенденций истории науки, особенно гуманитарной.
 Многие серьезные, радикальные трансформации в науке нередко начинаются именно 
с незаметных изменений в деталях.
     Парадигмы не возникают в готовом виде, они постепенно формируются, 
эволюционируют, складываются в систему представлений, с тем чтобы со временем 
смениться другими парадигмами или быть дополненными ими. Поэтому без изучения 
тех стадий формирования и развития научных представлений, когда они еще или уже 
не являются парадигмами, картина истории социологии будет неполной. Кроме того, 
даже заведомо “тупиковые” (с теперешней точки зрения) маршруты, пройденные 
социологической мыслью в стороне от магистральных дорог, могут оказаться 
чрезвычайно важными и поучительными для дальнейшего развития социологического 
знания.
     7. Значение для социологии ее истории
     Существует одна особенность социологии как гуманитарной науки, вследствие 
которой история играет в ней значительно более важную роль, чем в науках 
естественных. Она состоит в том, что старые знания, теории, методы здесь не 
вытесняются новыми, не упраздняются ими полностью и навсегда. Если речь идет о 
каких-то действительно серьезных научных достижениях, то невозможно сказать, 
что чем они новее, тем они значительнее. Это роднит социологию и, шире, 
гуманитарное знание с искусством, с художественным творчеством, где также 
невозможно выстраивать произведения разных эпох на разных ступенях некой единой 
лестницы достижений, утверждая, например, что Пикассо “выше” Рафаэля, Лев 
Толстой “глубже” Шекспира и т. п.
     Ничто значительное в социологии не умирает. Оно может “впадать в сон”, 
иногда даже в “летаргический”, надолго выпадая из сферы актуального научного 
знания. Но наступает время, когда научное сообщество вновь обращается к, 
казалось бы, навсегда похороненным идеям, и они вновь пробуждаются к жизни, 
актуализируются, становятся современными. А многие из очень старых идей вообще 
постоянно находятся в научном обращении. Идеи “социологов” такого далекого 
прошлого, когда еще и социологии, собственно, не было, по сей день остаются 
актуальными, действующими, работающими. Например, идеи Аристотеля (IV в. до н.
 э.), Августина Блаженного (IV – V вв.), Ибн Хальдуна (XIV – XV вв.), Ш.
 Монтескье (XVII – XVIII вв.) и сегодня представляют отнюдь не только 
“исторический” интерес. Очевидно, что каждая эпоха в развитии социологии 
по-своему, по-новому интерпретирует, “прочитывает” старые идеи, но при этом, 
подвергаясь новому прочтению, они все-таки остаются самими собой.
     Из сказанного следует, что именно история социологии не только позволяет 
“жить” старым идеям, не только не дает им “умереть”, но и “омолаживает” их. 
Благодаря истории безгранично расширяется диапазон социологических знаний, 
понятий, теорий, принципов, методов, из которых может осуществляться выбор в 
процессе научной деятельности. Решая какую-то научную проблему, социолог всегда,
 явно или неявно, осознанно или неосознанно, соотносится с определенной 
традицией социологической мысли. История помогает ему делать это осознанно, 
позволяя понять, где действительно новое, где хорошо или плохо забытое старое и 
как с помощью того и другого решать научные проблемы.
     Таким образом, историко-социологическое знание, будучи самоценным, в то же 
время играет эвристическую роль, служит средством получения нового знания и 
способствует формированию науки будущего. Здесь еще раз подтверждается 
справедливость утверждения Байрона: “Прошлое – лучший пророк будущего”.
     Более того. Если исходить из того, что наука – это весь массив научного 
наследия, непрерывно пополняемого и обновляемого, в том числе и на наших глазах,
 то тогда оказывается, что в известном смысле история социологии – это сама 
социология.
     История социологии исследует различные формы изменений научного знания: 
эволюционные, происходящие в рамках одной и той же парадигмы, и революционные, 
связанные со сменой парадигм в социологии. Она прослеживает не только 
инновационные процессы в сфере научного знания, но и процессы традиционализации 
знания, приводящие к становлению научной классики. Конкуренция и конвергенция 
социологических теорий недавнего и отдаленного прошлого, их взаимовлияние, 
характер их распространения и восприятия – все это входит в предмет истории 
социологии.
     История социологии изучает как внутринаучные, так и вненаучные факторы 
развития социологического знания. Среди вненаучных следует особо выделить 
разнообразные социальные факторы.
     Социально-историческая обстановка, социальные группы, нормы, ценности,